Александра Флид - Порабощение

Син и Маль заговорили одновременно, перебивая друг друга и почти крича на него, будто это он был виноват во всех несчастьях. Слова хлестали из них как из брандспойта, и они даже тряслись от перевозбуждения. Их глаза лихорадочно блестели, а голоса звенели как струны. Фицу было все равно – он слушал их, временами вставляя просьбы говорить помедленнее и без лишних эмоций. В конце концов, он так устал от них, что поднял руки, призывая к молчанию.

– Все, достаточно, – вздохнул он, когда вновь воцарилась блаженная мертвая тишина. – Никак не думал, что Маль способна на такие всплески, но удивляться всегда приятно. Хотя сегодня радости от этого открытия маловато.

– Заткнись, – скомандовала Маль.

Фиц поднялся, разгладил свои мятые брюки и поправил рубашку.

– Я домой. И ты иди. Завтра поговорим еще, – сказал он, прежде чем удалиться.

Мысли не покидали ее даже в доме, когда рядом, свернувшись теплым клубочком, заснула Хельга. Маль лежала, глядя в черный провал потолка и обнимая дочь одной рукой. Она клялась себе в том, что ее ребенок не станет жить так, как живут эти дети. Хельга никогда не окажется на улице. Она никогда не станет побираться или спать с другими за деньги. И если для этого будет нужно перевернуть целый мир, она сделает это с великим удовольствием.

Она видела ее в каждой потерянной девочке, не имевшей возможности поесть или сходить в туалет без посторонней помощи. Она закрывала глаза и смыкала веки так плотно, что перед глазами начинала плыть алая тьма, но навязчивые образы возвращались. Десятилетние девочки в грязном тряпье, худые как скелеты и покрытые сыпью оборачивались к ней с лицом Хельги. Пятнадцатилетние беременные сироты в разводах засохшей крови и с разбитыми губами превращались в повзрослевшую малышку Хельгу. Маль сжимала зубы до ломоты в висках и клялась себе в том, что скорее даст разрезать себя на мелкие кусочки, чем допустит, чтобы ее дочь стала одной из таких несчастных и загубленных на всю жизнь девушек.

Но много ли толку от клятв? Если бы все зависело от желаний матерей, то ни один ребенок не жил бы в таком приюте, где никому ни до кого нет дела. Если бы своими мучениями можно было выкупить счастливую жизнь для своего малыша, то в мире осталось бы в тысячу раз меньше несчастных детей.

На следующий день Фиц собрал их у себя.

Он долго думал, прежде чем начать говорить, и Маль поняла, что мрачное настроение, преследовавшее его целый день, было связано с приютами. В этом он не сильно отличался от нее самой или от притихшей после вчерашних потрясений Син.

– Вы убьете меня после того, что я вам скажу, так что я лучше сразу выпью чего-нибудь, – наконец выдал он, прежде чем вытащить из рюкзака бутылку с какой-то подозрительно темной жидкостью.

– Специально купил? – ухмыльнулась Син.

Он кивнул, а потом сделал несколько больших глотков и вытер губы рукавом.

– О детях. Если вы говорили правду, в чем я, в сущности, не сомневаюсь, то нам придется очень туго. Я о том, что… что мы не можем дать препарат старшим. Они неуправляемы и не в меру своенравны. Син красивая девушка, и если она будет брать за руку каждого парня, то я не знаю, чем это может закончиться. Кроме того когда пойдет самое сложное, они поднимут панику, скажут, что мы их отравили. Начнут орать и драться. Мы не можем дать им препарат, – повторил он, словно пытаясь закрепить эффект.

Син и Маль молчали, пораженные его словами. В его логике была железная нить, не позволявшая начать спор или хотя бы возразить ему, но принимать такое решение хотелось меньше всего.

Маль склонила голову.

– Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Кто мы такие?

– А мы и не решаем. Можно подумать, что все остальные умрут без препарата. По крайней мере, сейчас они живут и без него. Я говорю о том, что мы должны мыслить хладнокровно. Это нелегко, я кажусь вам циником, и вы, возможно, действительно хотите свернуть мне шею, но я не могу позволить вам рисковать и вступать в контакт с малолетними насильниками и садистами.

– Они не все такие, – возразила Син.

– Ты права, но очень многие из них неадекватны и озлобленны. Иначе с чего бы девочкам ходить беременными и избитыми? Да и сами девочки тоже… еще более непредсказуемы.

Маль потянулась к нему:

– Дай мне бутылку, – потребовала она.

Оставшееся спиртное они выпили вдвоем с Син, а Фиц только смотрел на них и качал головой. После этого Маль сказала, что им всем лучше пойти к ней домой, и они почему-то довольно быстро согласились. Наверное, дело было в том, что Син и сама понимала, что не смогла бы добраться до дома в таком состоянии.

У Маль все они наскоро приняли душ, по очереди используя одну и ту же маску и одну пару тапочек. Потом она расстелила на полу два старых толстых одеяла – свадебный подарок от покойных родителей ее мужа – и легла рядом с ними. Фиц попал посередине, очень прямой и какой-то напряженный. У них не было подушек или простыней, и между их телами оставалось достаточно места, так что на вечеринку извращенцев это походило меньше всего.

Когда погас свет, Фиц вдруг зашевелился.

– Что такое? Тебе неудобно? – медленно выговаривая слова, спросила Маль.

– Я пьян и лежу между двумя такими же пьяными, но еще и очень красивыми женщинами, каждая из которых хочет меня убить. Да, я бы сказал, что мне неудобно, если это подходящее слово.

Син на своем краю захихикала. Этот смех подхватила Маль, и вскоре они втроем уже смеялись, зажимая рты ладонями, дабы не разбудить спавшую на кровати Хельгу.

В самом начале следующей недели выдался день, когда Фиц явился в назначенное место встречи совершенно обезумевшим и до крайности взволнованным. Его рассеянный взгляд почти ничего не выражал, и Маль очень испугалась, поскольку не знала, как его можно успокоить. Она вдруг поняла, что при ней он еще ни разу не выходил из себя и не поступал необдуманно. При всей своей внешней легкомысленности Фиц оставался рассудительным, внимательным и вполне трезво мыслящим человеком. Одно было ясно на сто процентов: работать под землей он сейчас бы точно не смог.

– Что с тобой? – наблюдая за тем, как он лихорадочно натягивает на себя комбинезон и сапоги, осторожно спросила она.

– Я не знаю, могу ли сказать без Син. Впрочем, я скорее лопну, чем доживу до вечера. – Он выпрямился и потянулся к ней руками, а потом схватил за плечи. – Они вернулись. Они нашли это место. Показали его на карте, которую мы им отдали. Понимаешь? Они нас не обманули!

Маль потеряла способность говорить и вообще издавать какие-либо звуки. Это был первый серьезный успех, что-то настоящее, осязаемое и значимое. Она глупо улыбнулась, даже не пытаясь высвободиться из его рук.