Станислав Соловьев - Somnambulo

Как только полицейские удалились, все пассажиры успокоились и расслабленно стали переглядываться. Видно было, что пронесло и что все позади, и можно спокойно сновидеть … Поезд нервно дернулся и, набирая скорость, загромыхал дальше. В окнах поползло потемневшее небо. Оставшиеся горцы, как ни в чем не бывало, стали дальше резаться в карты, сопровождая все громкими воплями на своем тарабарском языке. Проводник опять уединился в своем купе, забыв свой форменный пиджак на полу — опять пошел хлестать водку. Соседи по купе, неуверенно улыбаясь, стали рассказывать друг другу, как недавно чей–то брат или кум поехал было в Санто — Оскуридад.

…говорят, масло сливочное по любой цене берут на базаре, да, что–то с маслом у них сталось, вот и повез он пятьдесят кило этого масла. По дороге, не доезжая Санто — Оскуридада, тоже таможенный патруль был, и, как на грех, к нему прицепился, и что вы думаете? Конечно же, отобрали, да еще все деньги отобрали, хорошо, что не арестовали за провоз неположенного груза, и не запретили видеть сны. Вернулся он назад без копейки, тут ему жена и показала, а жена у него, у кума–то…

Толстяк из соседнего купе, шумно отдуваясь, прервал рассказ о куме. Выяснилось, что все это — неправда.

…Как так отобрали?! Вот он тоже на прошлой неделе ездил в Санто — Оскуридад, к примеру, вез колбасу копченную. Да–да, вот такую колбасу и вез, что вы думаете, целый чемодан, наверное, килограммов семьдесят, не меньше, и — ничего, ничего, никто ничего не отбирал у него. Да, и у других не отобрали… Что? Нет, почему же, сам видел, что он, врать будет, что ли, приехал продал, на выручку купил Разрешенных Сновидений…

С этими словами соседи начали хватать друг друга за руки, участливо заглядывать в глаза и облизываться. Толстяка гладили по лысой маковке, кормили с руки остатками снов, а он не замечал, только довольно срыгивал и причмокивал, пуская мыльные пузыри. Тут они сошлись, что в этом деле большое везение нужно, а еще нужно знать подход к таможенному патрулю, что, к примеру, говорить полицейским, и как вести себя в таких ситуациях…

На этом месте в оживленный разговор включилась седовласая старуха. Опасливо поглядывая на азартно играющих горцев, она всем поведала, для убедительности понизив голос, как в прошлый раз, когда она ехала в Польво — Кальенте, таможенный патруль вместе с десятком железнодорожных полицейских арестовали полвагона горцев.

…не меньше сорока человек, а то и больше. Их увели в неизвестном направлении, да–да, всем надели наручники и увели, и с тех пор она их больше не видела… Почему же не запомнила, вы не смотрите на мой возраст, молодой человек, у меня память, что надо, да–да, не улыбайтесь, не улыбайтесь, клянусь Божественным Сновидцем, одного она хорошенько запомнила. Он такой высокий был, и рожа вся такая — в рубцах, бородища… бандит одним словом, попробуй такого не запомни, если и не захочешь, все равно запомнишь, да–да, еще как запомнишь…

Старуха увлеченно трясла жилистыми руками, ее руки задевали свисающие с верхних полок живые носки, те густо морщились, пахли и похохатывали. Толстяк кивал лысой головой, тыкал пальцем в окно и надувал щеки. Тогда то один, то другой пассажир вскакивал с нижних полок, подкрадывался, неожиданно ссутулясь, и щекотал розовую щеку тонкими пальцами.

Мартину это все надоело, и он повернулся к разговаривающим спиной. Голоса становились все громче, сновидимые томно оседали друг на друга пластами умиротворенного недоверия, а он пытался отключиться от этого всего шума. Он сновидел свое…

На юге, уже который год, идет война. Странная это война, какая–то непонятная. Ее начали по личному распоряжению Императора, чем–то ему досадил горский администратор Оухария Энемихо. Он объявил провинцию Автономным Сновидением , и начались боевые действия в Субурдии. По Высочайшему Распоряжению это была временная операция по разоружению бандформирований и ликвидации Запрещенных Снов. Сновиделось , что это четко спланированная кампания по борьбе с организованной преступностью в горских районах. Там орговали преступными сновидениями, там прятались снограбители , и нужно было с этим кончать… Воевать была послана почему–то императорская армия, брошена вся боевая онейротехника — танки, бронетранспортеры, тяжелая артиллерия, штурмовая авиация… Прошел год, война разрасталась, гибли императорские солдаты, гибли эхемиховские ополченцы, гибли простые сновидимые Субурдии, посылались все новые и новые полки и батальоны. Наша Славная Императорская Армия почему–то не могла разоружить ни одного горского отряда, и села, бравшиеся штурмом неделями, оставались в руках все тех же горцев, а в городах, оккупированных имперскими войсками, почему–то вновь начинали разгуливать в открытую вооруженные до зубов боевики Незаконной Онейромахии. Велись никому не понятные переговоры с теми, кого в Империи теперь называли только одним словом — снобандиты. Эти странные переговоры без цели и условий время от времени прекращались, а война за Торжество Разрешенных Снов шла полным ходом, и уже стрельба была по всему Югу…

…Нет, полную мобилизацию на эту войну не объявляли, — какая может быть мобилизация, если официально никакой войны нет в помине, а боевые действия ведутся силами полиции и жандармерии? Нет, ничего такого не говорилось, но почти все, кого забирали по призыву в императорскую армию, попадали в горы. Кто оттуда возвращался калекой, кого негласно привозили ночью в цинковом гробу в местный комиссариат, а потом поутру за ними приходили близкие, а кто–то… кто–то остался в горах. И неизвестно, живой он, еще воюет худо–бедно, взяли его горцы в плен, или он уже давно валяется где–то среди камней, полуобожженный, полуобьеденный стервятниками и одичавшими собаками — жалкий остаток чужого сна…

Прошел еще год, война не думала прекращаться. Кто–то погибал или бродил в заснеженных горах, бездомный, без имущества, без цели, без памяти, без сна. Генералы получали орденские планки и новые должности, а директора военных заводов получали новые государственные заказы. И каждый из них лакомился экзотическими спецпайками из Министерства пищевой онейрургии… Где только не показывали выжженные села, разложившиеся трупы и толпы бредущих обезумевших людей. За кадром или под фотографией сытый вкрадчивый голос сообщал, что во всем этом виноваты эхемиховские бандиты, убийцы, звери, и нет им пощады, и каждый будет наказан по всей строгости закона. Его вычеркнут из Государственного Сна… Горцы теперь обвинялись во всех преступлениях. Если где–то случался пожар, был ограблен дом в глубинке, во всем обвиняли горцев. «Конечно же, — говорили везде, — это дело рук горских бандитов. Они мешают нам жить, они мешают нам спать, они путают наши сны…»