Майкл Салливан - Полый мир

Уоррен ошибался: Эллис читал Библию — только не всю. Он пролистнул те главы, где, на его взгляд, Богу не помешала бы помощь редактора. А теперь, выходит, он остался последним верующим — единственным верным рабом Божиим. Хотя Эллис не назвал бы себя таким уж верным. Он всегда считал, что Богу придётся подкинуть монетку, чтобы решить, куда его послать после смерти. На своей памяти Эллис никому нарочно не чинил страданий, но ведь и не заботился всю жизнь о больных Калькутты — даже в родном Детройте не помогал в столовой для бездомных. Вдобавок на его совести были два убийства. Эллис надеялся, что ему зачтётся спасение миллионов невинных, но кто знает, как ведётся этот счёт? Оправдывает ли цель средства? Простил бы Иисус убийство Гитлера? Может статься, Уоррен был прав. Ведь Господь то и дело допускал настоящие бойни.

Или права Сол? И Бог — нечто большее, выходящее за рамки Библии? Может, Всемогущего никто не знает — и не может познать, — потому что он до сих пор существует только в виде обещания? И рай наступит, когда человечество наконец объединится? И тогда из этого единства родится Бог?

Пакс любезно отправился на встречу с жителями Полого мира, чтобы ответить на их вопросы. Он понимал, что Эллис пока не хотел иметь дело с толпами людей, а поджидали его целые миллионы. После всемирной эвакуации все узнали о бомбах. А скоро узнают и о том, какую роль сыграл он. Теперь уникальный Эллис Роджерс ещё и прославится как спаситель Полого мира. Он хотел со всем разобраться наедине, и ему нужно было время. Много времени.

Эллис остался без сына, жены и друга детства. Он лишился всех, кого знал, и всего, чем жил. В Новом Завете Иисус говорил: «Что проку для человека, если, приобретя весь мир, потеряет он душу свою?» Вот только в Библии ничего не сказано о человеке, который потерял весь мир. Можно теперь Эллису вернуть свою душу? Ещё со смерти Айзли в его жизни зияла пустота. Он наверняка совершил смертный грех и, если сам не мог себя простить, разве стоило ждать прощения от Бога?

«Так что же дальше?»

Эллис поднял взгляд на воробьёв, сидевших рядком на крыше магазина: тёмные фигурки на фоне чистого осеннего неба. Шелестел ветер в траве. Не слышно было ни единого голоса, ни одной машины. Как будто весь мир умер. Но ведь так и есть: его мир окончательно погиб, и незачем дальше стоять на его воображаемой могиле.

Едва попав в будущее, Эллис оказался по горло в заботах. Когда ему удавалось остановиться и подумать, у него опускались руки. И тогда он уходил на дно, но каждый раз невидимое течение подхватывало его и несло дальше. А теперь оно стихло, и Эллиса ждали многие часы безмолвного одиночества, в котором можно было думать, размышлять и тонуть.

Он попытался представить своё будущее, но понял, что сначала нужно посмотреть в глаза неприятной правде: он не мог остаться с Паксом. Эллис знал, что Пакс его любит, а он… Как он мог ответить тем же? Он ведь сам сказал Айзли: такая любовь бывает только между мужчиной и женщиной. Как ему общаться с Паксом, когда тот знал каждую его мысль? И знал, что его любовь не взаимна?

Он проводил взглядом воробьёв, которые вспорхнули и полетели дружной стайкой на юг.

Эллис шёл по одинокой улице вдоль деревянных заборов.

Ноябрь в Детройте можно описать одним словом — тоска. Когда-то давно в этом месяце дороги покрывала серая слякоть, на машинах белели солью засохшие брызги, а небо безжалостно взирало на голые деревья и жухлую траву. Сегодня на земле ещё не было снега, уже исчезли автострады и машины, но неизменно желтела трава, а небеса взирали так же неумолимо, как и две тысячи лет назад. Редкие листья, тусклые, как бумажные пакеты, упрямо цеплялись за деревья, оставшись без друзей и родных, которых ветер гнал по далёким полям. Эллис в одиночестве стоял на дороге, дрожа от холода, пока его не нашёл Пакс.

— Мой герой.

— Не надо. Я… — Слова застряли у Эллиса в горле. В глазах помутнело, и он закрыл их, пытаясь сдержать слёзы. — Пакс… Я не могу… Не могу тебя любить.

Пакс прикоснулся большим пальцем к его щеке и вытер слезу.

— Но ты уже меня любишь.

— Нет.

— Не спорь, Эллис Роджерс. Я чувствую то же, что и ты. Ты меня любишь — просто не знаешь, что такое любовь.

Нежные руки обхватили его лицо и осторожно подняли вверх.

— Ты так и не узнал этого за всю свою жизнь, потому что тебе никто не показал. Твоя мать? Она не умела выражать чувства. Жена? Винила тебя в смерти сына. Про Уоррена я вообще молчу. А твой сын не верил, что ты его когда-нибудь примешь. Никто из вас не понимал, что такое настоящая любовь. Это не похоть, не зависимость, не страсть и не привычка. Любовь это не привязанность и не «бабочки в животе».

— А что же? — с трудом выговорил Эллис.

— Любовь — это готовность пожертвовать своими интересами ради чужих. Неважно, какого ты пола. Неважно, кто ты или кем был. Главное, что о другом человеке ты заботишься больше, чем о себе. Если ты ненавидишь спагетти, но ешь миньятту с таррагоновым маслом, потому что она нравится другому, — это любовь. Когда ты больше всего на свете ценишь одиночество, но согласен поселиться с другим, потому что ты ему нужен, — это тоже любовь. И поверь мне, Эллис Роджерс, потому что я знаю точно: когда ты отталкиваешь от себя единственного человека, с которым хочешь быть вместе, только потому, что боишься ранить его своими мыслями, — это определённо любовь.

Эллис не мог пошевелиться. В голове не осталось ни одной мысли.

— Подожди, всё наладится. У тебя выдался тяжёлый месяц.

Он кивнул.

— Я умер после того, как ты ушёл. После того, как сказал, что поселюсь на ферме. Ты об этом знал?

Пакс кивнул в свою очередь.

— Я тоже тогда, в общем-то, умер. Ты не собираешься меня снова убить, я надеюсь?

Эллис через силу взглянул на него: на это сочувственное лицо и такие идеальные глаза — живые и любящие. Он шмыгнул. Ему бы сейчас не помешала старая добрая пачка «Kleenex» или хотя бы бумажное полотенце… Пакс тут же вынул из кармана сюртука декоративный платочек и протянул ему. Эллис высморкался и вытер нос.

— У Альвы ещё остался рецепт горячего шоколада?

— Добро пожаловать! — услышал Эллис возглас Альвы, едва они с Паксом переступили портал дома. — Вы надолго? Здесь не слишком холодно? Не жарко? Налить тебе чаю, Пакс? Кофе, Эллис Роджерс?

— Спасибо, Альва, не надо, — ответил Пакс.

— Тогда супу?

— Ничего не нужно. Правда.

— Ладно. Будет суп.

Вместе с Паксом Эллис прошёл на балкон. Из парка ему помахал прохожий, но кто это был, он не знал. Вот будь у него очки геомантов… Хотя, если подумать, даже они бы не сильно помогли. Ведь он снова в Полом мире, а бейджиков с именами здесь никто не носит.