Виталий Владимиров - Северный ветер с юга

Понравился фильм о том, как столовая, наша обычная будничная столовая преобразилась в вечернее студенческое кафе. Под аплодисменты прошел кадр, в котором ректор института пригласил на тур вальса первокурсницу.

Никогда не представлял себе, что можно так интересно снять простую карусель в парке Горького. Весна. Лужи, остатки грязного снега, пустые, захламленные прошлогодними листьями аллеи. По одной из них идет колонна рабочих, в руках ящики с инструментами. Подходят к пустой, демонтированной на зиму карусели, остов которой подсыхает на весеннем солнце. Осматривают карусель. Перекуривают. На электрокаре подвозят бочкообразных слонов, двугорбых верблюдов, длинногривых коней, полосатых тигров, круторогих баранов. Они лежат на боку, торчат ноги, хоботы, копыта, хвосты. Человеческие руки бережно берут, поднимают, очищают, устанавливают на круг, раскрашивают, лакируют. И звери на глазах оживают. и вот уже нарядная карусель набирает ход и крутится, крутится, крутится. И детский смех - лучшая награда, тем, кто его сотворил, кого мы не видим, кого не знаем. В финале фильма есть их групповая фотография - бригада рабочих на фоне карусели.

А потом мы спустились из аудитории "А" в наш родной подвал. Я до сих пор храню выданный на память всем членам студии значок в виде пятерки из шестнадцатимиллиметровой пленки. У всех было праздничное настроение и само собой пошел разговор о фильмах снятых и фильмах, которые хотелось бы снять. Один из молодых, которые стажировались в студии под моим присмотром, Виталий Вехов. Худой, щербатый, с отколотым пополам передним зубом он, волнуясь, немного сбивчиво рассказывал про свой замысел:

- Я хочу сделать мультфильм. Но только не рисованный, а с настоящими, реальными предметами. Главная героиня, только не смейтесь, четвертинка водки. У нее колпачок с козырьком. Если козырек приподнять, то получится вроде фуражки - остается сделать глаза, предположим, маленькие точки из блестящей бумаги. Они иногда будут вспыхивать, светиться. Это очень молодая героиня. Ее привезли с завода в магазин, она попала на витрину и после двенадцати часов ночи, когда начинаются все чудеса, она знакомится со своими соседями. Бутылка шампанского бархатным шипящим голосом рассказывает как она встречает Новый Год: "Были ш-ш-шикарные гости в выш-ш-шитых платьях, они тянулись ко мне своими бокалами и ш-ш-шептали с новым щ-щ-щастьем! с новым щ-щ-щастьем!" Шампанское в серебре, а если вытащить за серебро проволочку, которой запечатана пробка, и сделать из нее восьмерку, то получится галстук-бабочка. Четвертинка подбегает к ней и восторженно спрашивает: "А что такое щастье?" Шампанское голосом Клавдии Шульженко задумчиво отвечает: "Щастье?.. Я не знаю, что это такое, но наверное, это очень приятно..." "Я так хочу шастья", - вздыхает четвертинка. "Нэ волнуйся," - говорит ей коньяк с грузинским акцентом, "всэ хотят. Я такой выдержанный, такой выдержанный, замэтьте, нэ старый, а выдержанный, но тоже хочу щастье." И четвертинка ждет своего счастья, но почему-то нет праздника, нет наряженной елки, нет гостей в вышитых платьях. Ее ставят не на стол, а между ног на пол. И дырявый башмак ощеривается на нее. Ее, опустошенную, сжимает рука и несет вверх ногами сдавать в магазин. И весь мир раскачивается, и голова у нее кружится, как у нетрезвого хозяина. Рука ставит на прилавок, появляется черный локоть и сталкивает ее вниз, на каменный пол. Мир разбился...

- ...как зеркало, - добавил Костя Гашетников. - Ты не суеверный, Виталик?

- Нет, - не очень уверенно ответил Вехов.

- Просто я предлагаю тебе снять последний кадр в зеркале. И зеркало разбить. Получится, что кадр, что мир разлетелся на куски. Правда, интересно... А фильм получится хороший. И нужный - антиалкогольный. Поздравляю... с новым щастьем! Есть у кого-нибудь еще идеи?

- А можно совсем сырую? - спросил Коля Осинников, один из наших опытных операторов, который, кстати, снял "Стройотряд".

- Можно. В случае чего добавим жару, а вообще-то, сейчас сырое считается полезным, не так ли, Валерий? Вас в больнице кормят сырым или жареным? - спросил Гашетников у меня.

- Главное, кормят, - ответил я. - Но чтобы сделать рагу из кролика надо по крайней мере иметь кошку.

- Давай, Коля, твою кошку. Хорошо бы не дохлую.

Коля Осинников говорил медленно, как бы беседуя с самим собой:

- Давно хочу увидеть или снять фильм о студенте, впрочем, какая разница кто он, фильм о молодом человеке. Знаете, когда я поступал в институт, то мне наняли репетитора, мать настояла. Он - преподаватель с кафедры математики. Старший. За пять занятий он разложил мне в голове алгебру, геометрию и тригонометрию по полочкам так, что и за десять лет в школе не разложили. Я спросил его - почему же он не напишет учебник? Рассмеялся в ответ. Для этого, говорит, мне надо стать профессором, а когда я им стану, то позабуду все, что знал, когда я был студентом. Вот и мы забываем, какие мы были. А ведь самая важная пора - пора молодости. Я не знаю, какой это будет сценарий и о чем, я только знаю, что главный герой должен быть средний, ничем не выдающийся человек, молодой человек. Он непохож на Славу Трифонова, вы его все знаете - окончил вечернюю школу, техникум, прошел через армию и только потом попал в институт. Член партии и верный ее рядовой. Главный герой непохож и на вожака нашего институтского комсомола - этот пройдет сквозь огонь и воды ради карьеры. Нет, мой герой - не герой, он средний. А у среднего принципы простые и четкие: не прикажут - лишнего не сделает, не позовут - не пойдет, не поднимут - не встанет. В то же время прикажут - расстреляет...

Слушали Колю очень внимательно, слова его были больше похожи на исповедь, чем на либретто будущего сценария. Быть того не может, думал я тогда, что вернемся к расстрелам, как говорят было в тридцать седьмом или тридцать восьмом - год моего рождения, но культ личности развенчан и дорога прямая и ясная ведет нас к коммунизму, даже дата известна - первое января одна тысяча девятьсот восьмидесятого года от рождества Христова, а проблема среднего, конечно есть, она всегда будет и то, что мы успеем или не успеем сделать в этой жизни, наверное, во многом зависит от того, сколько среди нас таких вот средних, которые безропотно выполнят любой приказ, тем более , когда скажут, что расстрелять надо во имя Родины... и врага... и возникло странное ощущение своего времени, времени своей жизни, которая идет вот сейчас и я еще молод, но если я не сделаю того, чему предназначен, то молодость моя, как и молодость моего поколения, пройдет и никогда не вернется, никогда, а мы неповторимы, мы молодые люди шестидесятых советских годов...

Наступившую паузу прервал Гашетников:

- Интересно, что мы думаем об одном и том же. Примерный сюжет сценария, о котором говорил Коля, есть. И я хотел бы предложить снимать его всей нашей студией, всем писать, всем играть. А начнется фильм так... На экране темно, долго темно, но постепенно начинает светать. Двор института. Темный тяжелый куб серого здания на фоне светлеющего неба. Труба берет подряд все ноты октавы: до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до... Настраивается оркестр. И когда первый луч солнца брызнул из-за здания института возникла мелодия-гимн и ласковый голос сказал: "Доброе утро! Когда-то здесь цвели деревья и бегали динозавры, а теперь стоит современный Технологический институт. Когда-то здесь ходили на мамонта с каменным топором первобытные люди, а теперь с логарифмической линейкой идут на экзамены студенты. Когда-то здесь было почти ничего, а теперь есть почти все. На каждого студента приходится по одной трети преподавателя, по одной пятисотой профессора, по одной двухтысячной академика. Учатся студенты в аудиториях, работают в лабораториях, питаются в столовой, живут в общежитии, влюбляются везде. Зимой ходят без шапки, в трамвае ездят без билета. За полторы тысячи дней учебы студент сдает полсотни экзаменов, сотню зачетов и получает за это один диплом. - Дип-дип-диплом! - воскликнул Виталик Вехов.