Андрей Лавригин - Осколки Прошлого

- В столовой Лагеря был маленький гиперпортал в кофейню, прямо в центр Родеанской Жемчужины. Про него просто все забыли... Артур, город был полностью стерт псиазами с лица Венеры. Никто не успел, да и не смог бы что-то рассказать.

Я, не прощаясь, обрубил мыслесвязь со Стивом. Медальон качнулся влево. Замер на мгновение в полете и стал падать обратно.

Все кого я знал из того времени - погибли. Они жили, а потом умерли - все просто.

Я смотрел, как отражаются лучи предзакатного солнца от блестящей поверхности медальона. Влево, вправо. Влево...

Левой руке вдруг стало тепло, будто на нее пролили теплый кисель. Я глянул в ее сторону - царапины на руке начали кровоточить. Кровь заливала руку, а затем срывалась прямо на постель. Я перевел взгляд обратно на медальон.

Влево... Пауза... Вправо... Я вглядывался в пульсирующую звездочку в кристалле. Что я хотел увидеть в ней?

Я рывком поднялся и, не обращая внимания на капающую с руки кровь, подошел к кристаллу Общего Вещания. Обвязанный вокруг правой руки медальон, тихо покачивался на своей цепочке. Я послал ключ-код, и передо мной развернулась сеть Эфира.

Лора была права - сеть гудела. С момента публикации прошла неделя, а люди до сих пор обсуждали ее и обсуждали. От хаоса их бессмысленных разговоров в висках начало пульсировать болью от плохо сдерживаемой неприязни. Я зашел на Портал Центрального Исторического Института. Датированная неделей назад, в последних новостях, была, даже не статья - краткая заметка:

"Недавно Институт получил в свое распоряжение информацию позволившую реконструировать события, послужившие началом Венерианской чумы <���ссылка>.

Краткая историческая справка: в 4105 году от С.Б., Научно-Исследовательская экспедиция Љ473 "Око" <���ссылка> проводила исследования Венерианских пси-патогенных аномалий <���ссылка>. Через три года после начала работ (4107 г. От С.Б.) аномалии внезапно начали взрывообразный рост, породив т.н. псиазов <���ссылка>. Их распространение привело к началу Венерианской Чумы<���ссылка>, и массовую гибель населения Венеры. Причины возникновения Чумы была до этого момента неизвестна.

Институт получил в свое распоряжение материалы (источник пожелал остаться анонимным) проливающие свет на эту загадку".

И далее сноска: "Реконструкция причин возникновения Венерианской чумы". И выбор между двумя ссылками - текст или эмообраз.

Я перешел по последней ссылке. Справочная система отреагировала:

- "Ссылка на эмообраз доступна только для граждан достигших возраста 300 лет".

Я выбрал текст и принялся читать, не замечая, как на моей любимом лиственном ковре набралась уже изрядная лужа крови.

Потихоньку я начал закипать от бешенства.

Текст был короток, и в нем в общих чертах, сухим, казенным языком было описано все, чему я стал свидетелем в Лагере. И все имена заменены фамилиями, псевдонимами или указаниями должностей. И за ними, как за схематичным карандашным чертежом, не было видно ничего. Ни личности, ни души, ни жизни.

У меня пуще прежнего запульсировало в висках. Не дочитав, я со злостью обрубил контакт с сетью.

"Но разве ты не думал точно также, весь этот месяц?" - предательски зазвучало в голове, - "разве ты не хотел, забыть все. Забыть Марту, Стэна, Марка... Грэга... Неужели ты хотел забыть о своей матери?"

- Маме... - поправил я себя вслух.

Из глаз неожиданно потекли слезы.

Я не мог все так оставить. Не мог отдать их память на растерзание своре бесчувственных бюрократов.

Я резко встал, и чуть было не поскользнулся в луже собственной крови, натекший из разодранной руки. Я попытался залечить глубокие царапины, но они открылись только шире, и кровь из них полила ручьем.

Мир вокруг казался мутным от слез, ноги неожиданно ослабели, но в голове вдруг ярко и сильно запульсировала незнакомая мелодия. Отдаваясь тяжелыми набатами в ушах, она повела меня вслед за собой.

Обратно в Лагерь.

Шатаясь и спотыкаясь на ровном месте от переизбытка гормональной дряни в крови, я кое-как добрался до своей аудиостанции. Перед моим внутренним взором развернулся знакомый до последнего штриха узор связей.

В голове звучала музыка. И Она настойчиво требовала выхода.

Тяжелый, мелодичный шторм. Раздираемый в клочья молниями яростный водоворот под давящими тяжелыми тучами. Гром, сотрясающий внутри меня все до последней молекулы.

Все это выплескивалось наружу, через станцию. И создаваемая мною музыка загрохотала теперь и вне моей головы.

Но этого было недостаточно. Мне нужен был инфокристалл.

Я, грубо ломая биопластик и заливая все кровью из разодранной руки, вырвал его из установки. Одним банком памяти в ней станет меньше. Плевать.

Я продолжал вести музыку за собой и одновременно стал скидывать в инфокристалл эмообраз.

Все что я видел там, в кристалле. Все что понял и не смог понять. Пещеру Альвандера, Венеру. Стэна и Марту. Марка.

Музыка плавно менялась, следуя моим душевным метаниям. Следуя за рассказом, которым я наполнял инфокристалл, полным всех моих эмоций, ощущений. Я постарался вложить в него как можно более полные образы всех людей, которые там мне повстречались.

Пришла пора прекратить убегать от себя, Артур. Хотя бы ради людей, которые сделали твою жизнь.

Я вдруг почувствовал сильную слабость. Шум в голове стал перебивать течение музыки, мысли стали путаться. Музыка, звучащая из мой станции стала дергаться, словно проигрывалась заезженной пластинкой.

Я понял, что близок к истощению. Но мне нельзя было терять время, и я начал высасывать энергию откуда только можно, не прекращая при этом творить и музыку, и свой рассказ.

Вторым зрением я видел все источники, и первым по силе был мой ковер. Даже не глядя, во что он превращается, я стал тянуть из него энергию.

В гостиной Лил высаживала цветы, и я высосал их всех до дна. Я стал тянуть энергию из дома, даже не задумываясь, что он может упасть мне на голову. Затрещали стены. Доски одна за другой серели и ссыхались.

Раздался громкий треск, и стену слева от меня рассекла огромная трещина. Через нее бил усталый закатный свет Солнца.

Главное закончить во чтобы то ни стало.

Я подходил к концу. Своей музыкой я пытался рассказать больше, чем ведал инфокристаллу. В конце концов, в нем только история о людях и моих чувствах. Лужа, по сравнению с глубоким океаном музыки, в которую я вкладывал все.

Перед глазами возникла мрачная пещера под низким выщербленным потолком, усеянная камнями. Я подходил к концу своей истории.

Изменилась музыка. Она стала осторожным шорохом. Дуновением робкого ветра в преддверии грозы. Вскоре она разыграется в полноценный, обезумевший от ярости шторм.