Ирина Ванка - Секториум

Ксюша пожала плечами.

— Джон, бессонница в полете от чего?

— От активации матриц, — ответил Джон, словно сдавал экзамен.

— Какого рода? — уточнил Миша. — Обработка технической информации может активировать матрицы?

— Может. Может, работал мощный двигатель…

— Ни фига! — возразил Миша. — Такие движки имеют суперизоляцию.

— А если не имеют? — спросила я. — Техника-то «антикварная».

— Черта-с два! — воскликнул Миша и постучал себя карандашом по голове. — Тогда это не движок, а бомба. Помню, какая ты контуженная с Флио вернулась. Сколько дней не спала на борту?

— Неделю-две. Но мне казалось, что прошел год.

— Неделю… Ксюха, рассчитай мощность и прикинь расстояние.

— Ерундой занимаетесь, Михаил Борисович, — сунулся в кабинет Сир.

— Изыйди с глаз моих, — напутствовал его Миша. — Ирка, ты говорила, что потом резко залегла в спячку? Надолго?

— Не могу знать. С меня сняли хронометр.

— Сновидения были?

— Да. Неестественно натуральные.

— Плотность?..

— Выше, чем на Земле.

— Джон! Увеличение плотности сновидений от чего зависит?

— От качества матриц, скорости разрастания.

— Так я и знал! — осенило Мишу. — Он загружал код в дороге. Неделю вы дрейфовали. Конечно! Нормальный отвлекающий маневр. Вы дрейфовали, а мои датчики глючили. Шеф! Надо идти на корабль!

Шеф выводил из офиса Махмуда.

— Шеф! — крикнул Миша. — Эта хреновина точно кодируется. И кодировщик где-то на борту, я уверен!

— Його все время держал пульт в руке, — напомнила я. — Если бы он кодировал, я бы видела.

— Ты же спала, мать! — удивился Миша. — Шеф, кодировщик на борту, я отвечаю. Надо осмотреть корабль.

— Считаешь, логично такую вещь как кодировщик, маскировать в отсеках? — усомнился шеф.

— Нелогично, — согласился Миша, — тут неувязочка получается. Где-то он должен быть на виду. Нелогично, нелогично… — повторял он. — Ничего логичного в этой системе нет изначально.

— Миша, — настаивала я, — поверь, что я видела корабль целиком. Там и места нет для такого устройства. Разве что в багажнике. Думаешь, логично иметь кодировщик в багажнике?

— Может, пульт вскрывает управляющие голограммы?

— При мне Його ничего не вскрывал!

— Пока не будет ясной идеи с управлением, на борт никого не пущу, — пообещал шеф, чем очень меня успокоил.

— Будет, — ответил Миша, чем до крайности меня озадачил. — Скоро будет. Я чувствую, что решением где-то рядом.

Следующим человеком, которого шеф пожелал вывести из офиса, стала я. Мой бледный вид внушал опасения, поэтому шеф вошел в лифт вместе со мной.

— Вы можете просто их не пустить! В чем дело, Вега? Аборигены в космосе! Где ваша принципиальная позиция? Не давайте им доступ в порты, да и все. — Шеф отвел глаза. — Что изменилось? Что произошло?

— Ты знаешь, — ответил он. — Знаешь, как непросто мне далось такое решение. Ирина, верь мне, дело не в экспедиции. Он хочет покинуть Галактику. Я обязан дать ему возможность.

— Кто?

— Чем дальше он будет от Магистралей, тем лучше. Корабль — его шанс. Мне все равно, куда он уйдет. Речь не просто о безопасности Земли. Поверь, я знаю, что говорю.

— Сириус? — растерялась я.

— Поверь мне, природа информационных цивилизаций опасна и уязвима. Я не имел права держать здесь Адама, ты видишь, что вышло… Сейчас я обязан помочь Сириусу поступить так, как он считает нужным. Это существо знает, что надо делать. Я не имею права запретить. Не спрашивай ни о чем, просто поверь мне.

Лифт открылся в модуле. Едва мы успели выйти, кабина умчалась. Шеф попался. На сей раз, он обязан был объясниться. Он сам понимал, что именно теперь, в течение ближайших минут, я должна была узнать все, что сигирийцы скрывали от землян, но Миша как всегда все испортил. Он вывалился на нас, как лавина, возбужденный и решительный.

— Медальон!!! — закричал Миша. — Дай скорей медальон!!!

— Он пуст, — напомнил шеф, вынимая предмет из кармана.

Миша вырвал медальон из рук и прыгнул в кабину. Мы последовали за ним.

— Шеф! — продолжал кричать Миша. — Открытие на Нобелевскую, клянусь! Сто пятьдесят первая Нобелевская премия, — заверил он нас, вытирая испарину. — Открытие века!

— На Нобелевскую? — усомнился шеф.

— Может, не надо? — пробормотала я. — Может, сто пятьдесят с тебя хватит?

В фойе уже ждал митинг, который сформировался в колонну и двинулся за Мишей по коридору к лаборатории.

— Сканер! — распоряжался Миша на ходу. — Химический индикатор! Быстро! Бегом!

Гума метнулся по закоулкам. Индер отложил пасьянс. Колонна снова превратилась в толпу и облепила стол. Миша пропустил через медальон сканирующую плоскость. Толпа сгустилась, замерла. Изображение пошло на компьютерный анализ.

— Что я говорил! Есть! Вот он где, черт бы его подрал, адрес наших родственничков. Видите уплотнения кристаллической решетки?.. Как раз под кнопкой кода. — Он сунул муляж в медальон, и действительно на просветке показалось уплотнение. — Все элементарно: заходишь на борт, вставляешь пульт, одеваешь медальон на шею. Металл нагревается от тела, кодировщик пошел в работу. Ты поняла, почему он пульт в руке держал? — обернулся ко мне Миша. — Чтобы мозги нам пудрить. Вы дрейфовали у Хартии, а мне на датчики шли помехи. Все! Мы квиты!

Миша положил медальон на стол и победоносно покинул помещение. Его звездный час состоялся. Свершилось то, о чем он не мечтал за давностью лет. Свалился камень, который угнетал его. Миша шел по коридору и подпрыгивал от гордости, только у лифта он задумался и вернулся к нам.

— Шеф, — сказал он Веге, — только это дорога в один конец. Назад — не знаю. Надо будет на месте поковыряться в машине.

— Не вздумай ковыряться в этой машине, — ответил ему шеф.

— Вот-вот, — поддержал шефа Индер.

— Эта машина умнее тебя. Только попробуй сунуть в нее отвертку с крестовиной, — предупредил Вега.

Желающих возразить ему не нашлось.

Мой чемодан выглядел смешно и нелепо рядом с гигантскими рюкзаками детей. Я сложила пожитки, не будучи уверена до конца, лечу ли в космос? Остаюсь ли страдать на Земле? Меня никто не приглашал и не отговаривал, только велели замерить объем багажа. Моего багажа. Словно предрешенность висела в воздухе. Предрешенность во всем. События больше не зависели от моей воли, только от обстоятельств. В последние дни я не могла себя заставить выйти из дома. Не знала, день наверху или ночь? Полярные сумерки или хмурый вечер? Дождь лил стеной, и купол зимнего сада приобрел непроницаемый металлический оттенок, вполне соответствующий настроению.

Джон вошел в комнату и присел на диван. Стал анализировать мое настроение. Он хотел понять, о чем я вспоминаю, а я гадала, что за новость он принес, что не решается выложить ее без разведки?