Ирина Ванка - Секториум

— Хорошо, Сириус, — ответила я. — Отныне ты мне безразличен.

Однажды Джон спросил меня, как это будет по-русски, когда все люди не любят одного человека за то, что он не похож на них. «Ксенофобия», — ответила я. «А как называется человек, который не любит весь мир за то, что он не похож на него?» Я задумалась, но не нашла ответа. На Земле я проконсультировалась с грамотными людьми, но ни один из предложенных вариантов не соответствовал абсолютно. Тогда я столкнулась с явлением теоретически. Оно показалось мне настолько редким в природе, что человечество не придумало ему термин. Теперь я имела дело с физическим воплощением явления, но адекватный термин все равно подобрать к нему затруднялась.

Миша утомился нас ждать из пересадочного сектора. Вместе с ним томился на палубе сотрудник порта — зэт-сигириец, который должен был удостовериться, что мы прошли карантин и сопроводить компанию до выхода с палубы. Нам, аборигенам, доверия не было даже в Андромеде.

— Ну, наконец-то! — воскликнул Миша. — У нас тридцать часов! Если не освободим порт, вылетим отсюда через… — он злобно посмотрел на зэта, который ставил на площадку багаж. — Корабль пришел, вас нет, а время идет. Если не сдвинемся через сутки…

— Не факт, что сдвинемся вообще, — сказала я.

Мы пошли за контейнером, который зэт гнал впереди себя. Сириус пошел за нами с дипломатом в руке. Не доверил портовой службе зубную щетку.

— Прикинь, всего тридцать часов! Объект пришел, отстегнул трап, а в капсуле тьма непроглядная, хоть бы фонарь мигнул, души человеческие почуяв. Я с ним и так, и сяк — стоит колом. Чего молчишь? Рассказывай.

— Что рассказывать?

— Как она? Скучает?

— Не то чтобы плачет… Привет передать просила.

— Справляется? Шеф на нее не жаловался?

— Когда это шеф жаловался на кого-то из нас?

— А с матерью помирилась, не говорила?

— Нет, но с мужиком, на которого ты рявкнул, рассталась, если это тебя обрадует.

— Я? — удивился Миша. — Я только назвал его педофилом и обещал кое-что оторвать. Разбежались, значит? Так-так… Я знал, что она его бросит. Вот, девка! Вся в меня!

— То есть, неразборчива в партнерах, ты хочешь сказать?

Сириус молча шел за нами. Зэт также молча пихал впереди транспортер, только Миша кричал на весь зал и бряцал по полу тяжелыми башмаками. На нем был рабочий костюм, который он всегда надевал под скафандр. Непосвященному глазу он напомнил бы нижнее белье. На шее у Миши моталась кислородная маска, на ухе висел коммутатор, а на запястье компьютерная панель, — свидетельство напряженной работы.

— Все равно она похожа на меня больше, чем на Анжелку, — утверждал Миша, словно в этом кто-нибудь сомневался. — Говорят, случайные дети всегда удачнее запланированных! — он гордо взглянул на меня, как на обладательницу множества запланированных и неудачных детей.

— Кстати, где мои ребята?

— Я почем знаю? — удивился Миша. Так он удивлялся всегда, когда ему не нравился вопрос. — Финча не пустил дежурный. Вот этот кретин, — он кивнул на впереди идущего зэта, — сказал, что от Финча ментальные помехи. Ты когда-нибудь слышала о таких помехах?

— Неправильно сработал «переводчик», — объяснила я. — Сформулируй вопрос иначе, только не обзывайся.

— Да что ему? Он же не поймет ни хрена.

— Его «переводчик» наверняка работает лучше.

— Ты что, старуха, мой родной матерный туда влепила?

— Надо же им как-то понимать Юстина. И тебя.

— То есть, хочешь сказать… — спросил Миша, но уже гораздо тише. Зэт обернулся, чтобы посмотреть на виноватую мину землянина. Такого дива на станции пока не видали. — Ай, — отмахнулся Миша, — они не обидчивые. Лучше скажи, как Ксюха? Нового педофила небось нашла?

— Лучше ты скажи, где мой младший ребенок?

— Откуда я знаю? Я, главное дело, должен знать! Уперся с концами. Я думал, хоть тебя придет встретить. Откуда мне знать, что у него за дела?

— Он не на корабль ушел?

Миша почесал затылок.

— Трап здесь.

— Ну и что? Может, там несколько трапов?

— С этой «кастрюлей» все может быть. Представь, от Магелланова Облака сюда за три минуты доперла. Без разгона и фарватера. Ты видала такое?

— Что она делала в Магеллановом Облаке?

— Прикидывалась астероидом, — доложил Миша. — Так маскировалась, что астрофизики не засекли аномалий. Я рассчитал примерный объем багажника, думаю, «Марсион» войдет туда целиком, если понять, как он открывается.

— А если не понять?

— Тогда я вам не завидую, братцы. Грузить придется вручную, — он обернулся к Сиру. — Что молчишь, батюшка? Укачало в дороге?

— Кислорода мало, чтобы болтать, — ответил Сириус.

С кислородом на транспортных узлах действительно было туго, лучше было надеть маску… тем, у кого она есть. Или предложить тем, у кого нет. Еще лучше сказать спасибо диспетчеру, который выгрузил нас на кислородной палубе, хоть и не обязан был этого делать.

— Все-таки мне хотелось бы знать, где Имо?

— Разве он скажет? — Миша набрал код коммутатора. — Я его спросил: «Где ты?» Он сказал: «Здесь». Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Надо». Сейчас будешь сама разбираться. Але! Макака чумазая! — обратился он к командиру корабля. — Говори матери, где ты есть! Мать волнуется, батьке Сиру воздуха не хватает высказать все, что он думает о тебе. О! Слыхала? — Миша добавил громкости на динамик. — Где, ты сказал?

— Здесь, — услышала я спокойный голос.

— Ну, что я говорил?! Здесь это где, я тебя спрашиваю?

— Открой глаза и увидишь.

Если бы контейнер не заслонял обзор, мы бы конечно увидели, что в конце коридора открыта площадка подъемника. На ней сидит Джон и держит Булку в кислородном пакете. Имо держал ногой площадку, чтобы она не плавала между этажами. В руках у Имо были маски, приготовленные для нас, как напоминание, что кислородные ванны в Андромеде могут позволить себе только очень богатые люди.

— Что? — спросил Имо, видя Мишину недовольную гримасу.

— Едем, едем! Шевелись! Время — деньги! — оживился Миша. — А то без багажа полетим.

«Еще не факт, что полетим», — подумала я, но вслух не сказала.

Лифт опускался в траповый отсек станции. Корабль Птицелова мог совершить Вселенскую кругосветку, пока площадка спотыкалась об этажи. Палубы сначала впечатляли своей пустотой и простором, потом от них зарябило в глазах. Лифт застопорился в круглом зале. Точнее, Имо прижал его стальной подошвой ботинка. Стеной вокруг стояли закрытые порты-приемники. Только одна дверь зияла космической чернотой.

— Узнаешь? — зачем-то спросил Миша.

Глупее вопроса нельзя было придумать. Как же не узнать, если это был единственный открытый трап. Вдобавок, возле него были сложены наши коробки. Он думал, я испугаюсь? Мне было все равно. Я не узнала трапа, но успокоилась. Конечно, если бы на месте болтливого Миши стоял флионер, молчаливый и желтоглазый, мне было бы еще спокойнее. Я не узнала ничего, но именно сейчас почувствовала, что скучаю по Птицелову. Что скучала все эти годы, питая к нему странные чувства, которые затруднялась себе объяснить. Когда он был, мне хотелось от него бежать; когда отсутствовал, мне его не хватало; когда он исчез, я готова была смириться с этим, но до сих пор не смирилась. В отсеке стоял мрак и почти космический холод, а из трапа веяло теплом. В отсеке невозможно было дышать без маски, а над трапом мигал индикатор воздушного фона, соответствующий землянам и флионерам, как расам схожим по среде обитания. В отсеке колени гнулись, и шея болела от гравитации — в трапе корабля Птицелова она была почти лунной. Можно было допрыгнуть до потолка, как я это делала в юные годы, перед тем, как наступала полная невесомость. Теперь мне было прилично за сорок. В понятии нового поколения, мне пора было работать мумией, а не искать космических приключений.