Е Войскунский - Экипаж Меконга

- Мощно заряженные электреты, - негромко повторил Опрятин и побарабанил пальцами по столу. - Да, это интересно...

Нас часто поражает прозорливость великих ученых прошлого. На многие десятки лет вперед они умели предсказывать направление развития науки.

Более ста лет назад Майкл Фарадей выразил твердую уверенность в том, что в будущем появится специальная наука о взаимосвязях и управлении. Он даже дал этой "науке будущего" название - "кибернетика" [от греческого слова "кибернос" - рулевой, управляющий].

Он же предсказал, что в электричестве должна быть найдена прямая аналогия с магнетизмом. Магнитный брусок намагничивает железо - передает ему свои свойства, а сам их при этом не теряет. Фарадей считал, что когда-нибудь тело, заряженное электричеством, сможет передавать заряд другому телу, а само при этом не разрядится.

По своему обыкновению, Фарадей дал этому "будущему веществу" название "электрет" [по аналогии с английским произношением слова "магнит" "магнет"].

В двадцатых годах нашего века японские ученые Сато и Эгучи заметили, что некоторые смолы, расплавленные и остывшие в сильном электростатическом поле, между обкладками конденсатора, заряжаются и делаются постоянными, совершенно новыми источниками электричества. Они, подобно магниту, передавали свои свойства, не теряя их. Это и были электреты. Если электрет разрезать, то на новых концах возникают новые полюсы.

В годы войны японцы широко применяли полевые телефоны без батарей, с электретами [электреты большей частью делают из естественных смол, воска, канифоли; в последнее время в поисках мощных электретов ученые приготовляют их из серы, стекла, пластмасс; электреты применяются и в ядерной технике, для счетчиков].

Юра все чаще засиживался в колтуховской "смолокурне". Ему нравилось готовить новые составы пластмасс по рецептам Павла Степановича и производить электрометрические измерения заряженных смол.

Колтухов был доволен своим помощником. Он рассказывал Юре об электретах и, как ему самому казалось, тонко и ловко внушал этому покладистому, немного легкомысленному парню, что опыты с поверхностным натяжением затея пустая и, может быть, даже вредная, что вообще надо всегда стоять "на практических рельсах", а не витать в "беспочвенных облаках".

Однажды он послал Юру к Опрятину заряжать очередную порцию смолы.

Опрятин принял Юру любезно, провел в лабораторию, к электростатической машине, сам помог включить ее.

Юра живо осмотрелся. В лаборатории работало несколько человек в белых халатах. Один из них, грузный и лохматый, сидел спиной к Юре у стола, на котором стояли аквариум, обмотанный спиралью, и ламповый генератор.

"Хорош генератор, - подумал Юра. - Не то что наша кустарщина!"

- Высокой частотой занимаетесь? - спросил он как бы между прочим.

- Одна из наших побочных тем, - ответил Опрятин и внимательно посмотрел на Юру. - А почему вас интересует высокая частота?

- Да нет, просто так...

Тут в лабораторию вошел рослый мужчина в синей спецовке, в котором Юра с удивлением узнал Вову Бугрова.

- Товарищ Бенедиктов, - сказал Вова густым, хрипловатым голосом, получите корм для ваших рыбок.

Лохматый человек, сидевший возле лампового генератора, обернулся, кивнул, принял из Вовиных рук два бумажных пакета. Юра так и впился взглядом в его широкое лицо с припухшими веками.

- Здорово! - Вова направился к Юре, протягивая руку. - Ты чего у нас делаешь?

- Привет, дядя Вова...

Бенедиктов, поднявшись, высыпал из пакета в аквариум щепотку корму. Опрятин подошел к нему, они о чем-то заговорили.

- Ты разве здесь работаешь? - спросил Юра, все глядя на Бенедиктова.

- Лаборантом, - сказал Вова. - По науке пошел, понятно? Меня знаешь как уважают? Я тут кружок организовал, классической борьбы. Для научных работников, которые поздоровее. Хочешь, ходи на занятия.

- Слушай, дядя Вова, чем тут у вас Бенедиктов занимается? - понизив голос, спросил Юра.

- Бенедиктов? Научный работник он, по рыбной части. А еще я знаешь что делаю? - Вова расхвастался не на шутку. - Изобретаю, брат. Электросиломер делаю - во! - Он отогнул кверху большой палец.

Зарядив смолу, Юра кинулся к себе в институт. Он ворвался в лабораторию и заставил Николая оторваться от толстой подшивки трубных стандартов.

- Колька, новости есть!

Глотая в спешке слова, он рассказал о встрече с Бенедиктовым, и о ламповом генераторе, и о Вове.

- Высокая частота - и рыбы? - Николай провел ладонью по крутому лбу. Непонятно. Опрятин ведь уровнем моря занимается...

- Вот бы спросить у этого Бенедиктова про ящички!

- Так он тебе и скажет!

- Не скажет, - согласился Юра. - Зело мрачный у него вид. Ну, я пошел. Пал Степанов ждет.

- Иди, иди, смолокур несчастный!..

- А ты? Знаешь, кто ты такой? Дикий кот.

- Почему? - удивился Николай.

- Есть такой тип ученых - дикие коты. Которые рассчитывают на случайность.

- Ладно, ладно, иди, - сердито сказал Николай. - Нахватался у Колтухова словечек!..

К Юре действительно быстро прилипали разные словечки. После знакомства с рукописью Матвеева он стал кстати и некстати вворачивать в свою речь старославянские словечки - все эти "зело", "сиречь" и "дондеже". С его легкой руки они разлетелись по институту. Теперь институтская молодежь называла чертежи не иначе, как "грунт-рисы" и "зейгер-рисы", а масштаб "мачтапом".

Кроме того, Юра увлекся индийской гимнастикой фиксированных поз "хатха-йога". Он донимал двух молодых инженеров из Бомбея, проходивших в институте практику, просьбами продемонстрировать "четыре дыхания" и был очень удивлен тем, что индийцы оказались малосведущими по этой части.

Он раздобыл затрепанную книгу индийского йога Рамачарака, изданную в 1910 году в Санкт-Петербурге. Книга пошла по рукам вместе с копиями, снятыми Юрой с фотографий в журнале "Физкультура и спорт", где изображались позы "хатха-йога". Многие увлеклись этой необычной гимнастикой. Но пока один только Юра освоил позу сидящего Будды - "лотос" или, иначе, "падмасану", из которой он, опрокинувшись назад, упершись в пол теменем и держась руками за ступни скрещенных ног, переходил в великолепную "матсиасану".

А в последнее время Юру будто подменили. Он стал Удивительно тихим и молчаливым. Он избегал разговоров и совершенно перестал улыбаться. Не подходил к телефону, когда его вызывала Валя, обеспокоенная затянувшейся размолвкой. Даже с Николаем он почти не разговаривал, а на вопросы отвечал междометиями или кивками.

Вернувшись после доклада в институт, Николай принялся изучать профили дна и сведения о грунтах порученного ему участка.

Звонок возвестил о перерыве. Лаборатория опустела. Но Николай не поднялся из-за стола. Он задумчиво рисовал какие-то завитки и кудряшки. Потом отрезал от края ватмана узкую полоску. Один конец ее прижал к столу, перекрутил второй на полоборота и склеил концы вместе.