Виктор Эфер - Бунт атомов

— Что же даст тебе или человечеству успех? — слабо спросил мистер Конвэй.

— Чрезвычайно простыми и недорогими средствами получить грандиозные возможности. Я уже имею вчерне набросанные проекты автомобиля, двигаемого этой энергией, пистолета, стреляющего пулями, сила взрыва которых неограничен и по желанию может превысить силу бомбы, сброшенной на Хирошиму… И все это можно иметь из нескольких грамм угля…

— Значит, ты можешь быть неограниченным властелином Земли, владея этим секретом… — констатировал мистер Конвэй, — но в чем главный секрет? В конструкции или…

— Главный секрет в разработанной мною последовательной системе управления процессом облучения и бомбардировки и согласованием его во времени. Все это выражено в нескольких десятках листов формул и инструкций, которые должны быть постоянно под рукой оператора. Хотя, конечно, и конструкция моего циклотрона, и новооткрытые мною частички в лучах Милликэна, и способы интенсификации лавинной реакции — секреты тоже немаловажные…

Мистер Конвэй вскочил и схватил за руку Роллинга.

— Черт возьми! Ты должен быть дьявольски осторожен! Ты не боишься…

Мэттью Роллинг вынул в это время часы и перебил его на полуслове:

— Однако, мы заболтались, старина. Я украл у Вилкинса уже 5 минут. Я должен сменить его в лаборатории и тебе придется поскучать в одиночестве, пока кто-нибудь не явится тебя развлекать…

С этими словами Роллинг быстро вышел, подмигнув на прощанье мистеру Конвэю, который посчитал это вполне неуместной шуткой.

В нашем мире бывает почти невозможно предусмотреть и предугадать те последствия, которые влекут за собой незначительные, на первый взгляд, мелочи. Цепь цепляющихся одно за другое событий приводит иногда к совершенно неожиданным результатам: крохотная песчинка случайно попадает в створку раковины лежащего на дне моря моллюска. Она раздражает тело моллюска, которое выделяет особую жидкость, обволакивающую эту песчинку и, затвердевая, образует жемчужину. Эту жемчужину находит ловец жемчуга. Ее продают ювелиру, который вставляет ее в оправу и продает некоему господину. Другому господину она нравится, как и первому, но он не имеет денег, чтобы купить ее. Тогда он грабит первого господина и во время грабежа смертельно ранит его, после чего сам попадает на виселицу за убийство… Так крошечная песчинка, через цепь связанных и дополняющих одно другое обстоятельств, оказывается роковой для жизни двух людей, которые и не помышляли о ее существовании.

Пока в комнате каменного дома, обнесенного высокой стеной, происходила описанная выше беседа, снаружи, вне пределов двора, образуемого этой стеной, происходили другие события.

Одноногий сторож, бывший матрос Королевского флота и ветеран первой мировой войны, лишившийся своей левой нижней конечности в морском сражении у Доггер-банки, мирно покуривая свою трубочку, только что собирался заняться изучением свежего номера «Таймс», полученного еще позавчера утром вместе с провизией, принесенной из поселка, как был оторван от этого намерения стуком в ворота. Пробормотав что-то вроде черта и его бабушки, бравый ветеран поковылял к воротам и, раскрыв окошечко, очутился нос к носу с неким субъектом, выглядевшим довольно подозрительно. Его красный нос свидетельствовал о холодной погоде и любви его обладателя к методу согревания своего организма при помощи принятия внутрь больших количеств жидкого горючего. Шляпа его была измята и бесформенна, ботинки стоптаны, а недостающее по сезону пальто — безуспешно пытался заменить цветастый шарф, какие носят обычно мелкие клерки, любящие пофрантить.

Ветеран мрачно уставился испытующим взглядом на посетителя.

— Здравствуйте, любезный, — осиплым голосом, но независимым тоном приветствовал его незнакомец, вежливо приподнимая шляпу. — Не будете ли вы любезны сказать: здесь ли живет мистер Джон Вилкинс, эсквайр? Своим ответом вы меня чрезвычайно обяжете.

— Проваливай-ка подобру-поздорову, — отвечал ветеран, которому незнакомец не понравился с первого взгляда. — Никаких Джонов и эсквайров здесь нет, а если и есть — то тебя это не касается.

— Вы напрасно так нелюбезны, друг мой. Я имею к мистеру Вилкинсу чрезвычайно важное дело, и если вы поторопитесь сообщить ему о моем визите — он, несомненно, щедро вас вознаградит за это.

— Пхе!.. — презрительно фыркнул ветеран. — Жди… Он вознаградит. Ну, двигай, двигай ногами, нечего тут тебе околачиваться.

— Я настоятельно советую вам, любезный, немедленно пропустить меня к мистеру Вилкинсу или сообщить ему о моем присутствии. За промедление с вас будет строго взыскано, ибо дело не терпит отлагательств.

Если шляпа от Локка и импозантный «Плимут» мистера Ричарда Конвэя так воздействовали на достойного ветерана, что принудили его нарушить категорический запрет пропускать или докладывать о ком бы то ни было, то новый посетитель не располагал этими аргументами, и ветеран захлопнул дверцу перед самым его носом.

Посетитель принялся, что было мочи, колотить в ворота каблуками и настаивать на своем требовании. Тогда ветеран, еще раз вспомнив черта, который сегодня мучает незваных гостей, взялся за старинную, но вполне годную винтовку и потребовал в самой решительной форме, чтобы посетитель удалился.

— Вы не смеете так обращаться с джентльменом, — завизжал тот. — Если вы… Я буду жаловаться, наконец!..

— Поди пожалуйся своей тетушке, — невозмутимо ответил ветеран, поднимая свой самопал. — Ну, я считаю до десяти… Раз…

— Хорошо, я уйду. Но передайте это письмо мистеру…

— Два… три… Передавать ничего не велено… четыре.

— Ладно, колченогий черт! Ты мне за это заплатишь!

— Пять… Шесть…

В «семи» — необходимости не было, так как незнакомец, с ожесточением плюнув, затянул потуже свой шарф и предпринял поспешную ретираду.

Бравый сторож поставил на место свое оружие и, успокоенный сознанием отлично выполненного долга, принялся за «Таймс».

Посетитель же, дойдя до сосняка на вершине холма, где еще утром размышлял мистер Конвэй, вынул из кармана письмо, которое только что так неудачно пытался передать мистеру Джону Вилкинсу и, разорвав его на мелкие клочки, бросил их по ветру, пробурчав себе под нос:

— Ну, пусть мои джентльмены ищут других дураков, которые будут рисковать своею шкурой ради жалких десяти фунтов… С меня довольно. Только они меня и видели… Гуд-бай! Пишите письма!..

Нахлобучив шляпу и засунув глубоко в карманы мерзнущие на ветру руки, он быстрыми шагами зашагал к видневшейся в почтительном отдалении станции узкоколейной железной дороги.