Сергей Галихин - Добрый вечер или Размышления у парапета над уравнением Максвелла

— Подождите! — незнакомец сделал пару шагов назад, но потом вдруг остановился и продолжил. — У вас, наверное, что-то случилось, раз вы решились на это?

— Разве оправданием самоубийства могут быть только жизненные потрясения или неизлечимая болезнь? — спросил Василий. — Оправданий самоубийству вообще быть не может.

— Конечно нет, — ответил незнакомец.

— Тогда почему вы здесь?

— Видите ли… — начал незнакомец и вдруг осёкся. — Да что собственно изменится, если вы что-то узнаете, — продолжил он после недолгого размышления. — Жена меня любит, и я не могу больше смотреть на её слёзы. Слёзы женщины, которая знает, что её муж скоро умрёт. Я решил всё это прекратить.

Сумерки сгущались. На небе появлялись еле заметные звёзды. Слабый ветер стих, вместе с ним затих и городской гул. Природа, люди и машины готовились ко сну. Прохожие внизу стали редкими. В окнах зажигались искусственные солнца. На крыше дома, свесив ноги вниз, сидели два человека. Совсем незнакомые друг другу, с непохожими судьбами, но собравшиеся поставить точку в своей жизни.

— У нас девочка, четыре годика, — рассказывал незнакомец. — У нас очень хорошая семья. Полтора месяца назад мне вырезали аппендицит, а перед самой выпиской анализы показали, что у меня СПИД. Ленивая медсестра не всегда кипятила инструмент. Семнадцать человек, которым в то время делали операции, подхватили вирус. Я в их числе. СПИД ведет себя как хочет.

Иногда, имея его в крови, можно прожить тридцать лет и неплохо себя чувствовать, а иной раз месяц — и в могилу. Мой финиш определили в два месяца, плюс-минус неделя. Я не могу его отодвинуть, но могу приблизить.

— Зачем? — удивился Василий.

— Я же говорю: жена меня любит.

Пирожков силился понять, но не смог. Он еще раз взглянул на незнакомца и отвел глаза.

— Я еще не умер, — продолжил незнакомец, — и в штанах у меня пока всё в порядке. Её попка рождает в моей голове те же мысли, что и десять лет назад, да и моя у неё тоже. Вчера она мыла посуду, я ставил тарелку в раковину.

Запах её волос сделал со мной то, что делал раньше. Я обнял её, поцеловал в шею, коснулся груди… В общем, всё как всегда. Когда мы ложились спать, она дала мне понять о своём желании… — на глазах незнакомца выступили слёзы.

Он отвернулся в сторону, но вскоре совладал с собой и продолжил: — Я ей говорю:

«Ты что, у меня же СПИД?». Она протягивает мне презерватив, а у самой на глазах слёзы.

Эмоции всё-таки взяли верх. Незнакомец закрыл лицо руками, его тело вздрогнуло.

— Но сейчас это самый надёжный способ защиты…

— А если какая-нибудь случайность? — глубоко вздохнув сказал незнакомец, вытер глаза платком.

— Тоже верно, — согласился Василий — Самое главное, — продолжил незнакомец, почти выровняв дыхание, — что она тоже это понимает. Но чувства сильнее разума. Так будет всегда. По крайней мере до тех пор, пока я жив. Я не могу смотреть на её страдания.

Прошло только двенадцать дней, а впереди ещё полтора месяца.

Представляешь, сколько ей предстоит еще пережить. Так лучше уж разом всё кончить. А ты просто дурак, что забрался сюда. Не перебивай! Я уже покойник, а ты здоровый мужик. В моей жизни тоже были моменты, когда думал, что всё… Но выкарабкивался. Не так, так эдак.

— Выкарабкивался… А я не хочу этого, — сказал Василий. — Да и для чего? Вся жизнь — большая помойка, а две трети людей — свиньи, разрывающие пятачками помои и довольно при этом похрюкивающие. Я устал жить среди жестокости, равнодушия, подлости и цинизма. Взгляды в автобусе, как будто я им деньги должен и не отдаю. Сослуживцы готовы просто сожрать друг друга и при этом получить удовольствие.

— Но это смешно…

— Я понимаю, что всё это пустое… Но слишком мне всё это надоело. Надоело терпеть шутов от правительства до дворника, возомнившего себя генералом в гарнизоне. Надоело вечерами стучаться головой о стену от бессилия, что-то изменить в своей жизни. Есть только один способ всё прекратить, и его я сейчас испробую.

— Этот способ — смерть? — спросил незнакомец.

— В жизни бывают ситуации, когда другого выхода нет.

— Нет выхода только из гроба. Ты не представляешь, как я хочу жить. Ведь это такое наслаждение — вдыхать воздух, видеть детей… Да просто жить.

Конечно, мир далёк от совершенства, но тем, что ты помог бабушке подняться на подножку трамвая, ты дал ей надежду, что в людях что-то можно изменить.

— Что менять и зачем?! Это никому не нужно. Всем на всё и вся плевать. Да черт с ними со всеми! У тебя есть семья, дети… есть какой-то смысл в жизни. А у меня… Через неделю никто даже и не вспомнит, что я вообще был.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — сказал незнакомец.

— Верю.

— Не веришь! Потому что это бред! Очень трудно прожить так, чтобы никто не пожалел о твоей смерти.

— Ну, может, и пожалеют, — сказал Василий после небольшой паузы. На ум пришли Сергей с Наташкой, Мурлыка… Смешно, но он почему-то вспомнил её испуганные глаза.

Собеседники замолчали. Сумерки сгущались, звёзды стали ярче. Ночь почти наступила. За спиной кто-то громко два раза кашлянул. Спорщики обернулись.

Рядом с ними стоял среднего роста человек, босой, в длинной белой ночной рубашке. В руках у него был темно-коричневый «министерский» портфель.

Василий и незнакомец изумлённо посмотрели друг на друга, затем вновь на человека в ночной рубашке.

— Двое на одной крыше, — сказал Василий, — это слишком. Трое — уже перебор.

— Да нет, я не самоубийца, — устало улыбнулся некто в белом. — Я собиратель.

— Собиратель чего? — поинтересовался незнакомец, где-то в глубине души подозревая сумасшествие.

— Душ, разумеется, — сказал собиратель. — Кому нужны ваши тела? После приземления они превратятся в мешок с костями. Вы не могли бы немного поторопиться. Мне еще в два места успеть надо. Если желаете сигарету или рюмку коньяку, то у меня есть. Вот Мартель… семидесятилетний! — и он достал из портфеля початую бутылку.

— Ну, что ждёшь? — спросил незнакомец у Василия. — Отдай ему за рюмку коньяка. Умрёшь счастливым.

— Так побудет! — отрезал Василий. — Лети, братан, тебе здесь не обломится.

— Как знать, — улыбнулся собиратель и добавил: — Я мигом… В одно место и обратно. — Он взмахнул мощными крыльями и, постепенно удаляясь, превратился, сперва в маленькую точку, а затем совсем исчез в ночном небе.

— Что же ты отказался? — спросил незнакомец.

— Не знаю. Мне вдруг все действительно показалось глупым. А потом обмен неравноценный, — ответил Василий, глядя прямо перед собой. Он уже не хотел шагнуть с крыши. — А ты?

— А я не отказался. Он обещал вернуться.

Василий смотрел большими глазами, полу открыв рот и не зная, что сказать.