Игнатий Кларк - Бумажные войны (сборник)

Подобная недооценка сквозит в ряде положений автора (С. 76, 89, 92, 112, 165 и др.). Враг у автора недостаточно умен: он действует растопыренными пальцами, наносит первый удар не подготовившись к дальнейшим событиям и т. д.

Картины наземных боев схематичны, наивны и неубедительны.

Технические идеи автора несомненно имеют интерес. Но не все в них ново и оригинально. Сплошь и рядом за новое выдается то, что давно уже кем то изобретено или даже осуществлено. Таков, например, „огневой еж“ бомбардировщиков (С. 123), снаряды с „сетками“ и т. п. В то же время подробное описание технических деталей утомительно, отяжеляет изложение, затягивает действие.

В романе, несомненно, немало интересных моментов и довольно удачных сцен (гибель Сафара и др.). Но в целом он производит впечатление растянутого, излишне нагруженного техническими отступлениями произведения. Люди недостаточно живы, однообразны, — сплошь герои на нашей стороне и полуидиоты — на стороне противника. Такой схематизм ничего, кроме вреда, принести не сможет.

В целом я считаю, что в настоящем виде роман действительно не может быть напечатан и цензура была права, не пропустив его. Но путем дальнейшей работы, быть может, удастся сделать книгу приемлемой» [205] РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 3. Д. 7. Л. 1–3. Другая экспертная оценка могла бы принадлежать известному военному теоретику А. Н. Лапчинскому, чей труд Воздушная армия (1939) был посмертно опубликован почти одновременно с повестью Шпанова. Относительно картины завоевания советской авиацией господства в воздухе в течение двенадцати часов Лапчинский мог сказать: «Такое господство в воздухе можно было бы завоевать только применив все три вида поражения противника, т. е. уничтожив самолеты противника в воздушных боях на фронте, разгромив его полевые аэродромы и тыловые базы, уничтожив его центры обучения и производства. Можно ли этого достигнуть? Теоретически все возможно. Практически же мы упираемся в нужные для этого средства. Во всяком случае, необходимо признать, что время такой воздушной войны длительно, что такая война двухсторонняя…» (Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах (1917–1940 гг… — М., 1965. — С. 642–643). .

Рукопись подверглась переработке и усилиями Вишневского была срочно подписана к печати в январский номер журнала «Знамя» (1939) под названием «Первый удар» [206] Шпанов Н. Первый удар // Знамя. — № 1, 1939. . Повесть вызвала первоначальную сдержанную реакцию прессы. Казалось бы, оправдывались скептические предсказания руководителей Союза советских писателей и редколлегии «Литературной газеты» о незавидной судьбе повести. «Красная звезда» поместила отзыв А. Кривинова (возможно, псевдоним известного журналиста А. Кривицкого) [207] Журналист Александр Кривицкий — по прозвищу «рыжий Кривицкий» — пришел в военную «Красную звезду» из московских газет. Коллегам он запомнился как «безжалостный конквистадор печати», умный и способный журналист с жилкой циника (Лерт Р. Б. На том стою. — М., 1991. — С. 281–282). , отражавший позицию центральной военной газеты. Органический порок повести, писал Кривинов, «заключается как раз в том, что в компоновке материала, удельном весе его составных частей, даже в общем развитии сюжета автор покорно следует образцам западной литературы на эту тему». Персонажи повести, по мнению Кривинова, были «безжизненны и схематичны». Именно авторская манера изображения человеческих характеров и роли человеческого фактора в будущей войне вызвали несколько натянутые нарекания рецензента. Объектом критики были избраны художественные недостатки повести, а не концепция войны. Ни словом Кривинов не возразил против картины двенадцатичасового триумфа советской авиации и разгрома Германии [208] Кривинов А. Такой ли должна быть повесть о будущей войне. Н. Шпанов. «Первый удар». Журнал «Знамя» № 1, 1939 г. // Красная звезда. 21 апреля 1939. . Журналист И. Горелик в своей рецензии, помещенной в «Литературной газете», бесстрастно перечислил следующие недостатки повести: пассивность противника («Мы знаем врага — он труслив, но нагл, коварен и хитер. В повести Шпанова все немецкие генералы похожи друг на друга, как близнецы. И одинаково неумны»), беглое развитие сюжета и отступление от советской военной доктрины («То, что Шпанов ограничил себя местом и временем, пошло во вред его замыслу. Ведь авиация вообще, а советская в особенности, сильна своей взаимосвязью с остальными родами оружия. В „Первом ударе“ она действует почти изолированно»).

Н. Шпанов, «Первый удар». Издание 1939 г.

Правда, общий вывод Горелика был благожелательным: «Первый удар» будет прочитан с интересом, а многие недочеты будут прощены автору, попытавшемуся нарисовать грядущую войну [209] Горелик И. Первый удар // Литературная газета. 20 февраля 1939. .

Ситуация вдруг изменилась. Из Главного политического управления Красной Армии затребовали номера «Знамени». Еще через день из Воениздата позвонили Шпанову и сообщили, что собираются выпустить «Первый удар». Начальник Воениздата отклонил предложение Шпанова переделать в повести недопустимые ошибки: «Мы пускаем ее в набор в том виде, в каком ее опубликовало „Знамя“» [210] РГАЛИ. Ф. 1250. Оп. 2. Д. 169. Л. 106. . Как отмечает И. Кремлев-Свен, сдача повести в производство и подписание ее к печати произошло в один день: «С такой сногсшибательной быстротой у нас издавались только книги самого Сталина» [211] РГАЛИ. Ф. 1250. Оп. 2. Д. 169. Л. 111. . Всего выйдет пять изданий «Первого удара» (одно из них, наиболее престижное, выйдет с предисловием Героя Советского Союза полковника М. Водопьянова). Без учета январской книжки «Знамени» повесть Шпанова напечатают «Гослитиздат» (Роман-газета) — 275000 экз., «Детиздат» — 25000 экз., «Советский писатель» — 10000 экз. Двумя изданиями отметится «Воениздат» (тиражи не указывались). В течение нескольких месяцев 1939 г. повесть «Первый удар», если довериться данным К. Симонова, будет напечатана небывалым для того времени пятисоттысячным тиражом [212] Симонов К. М. Письма о войне 1943–1979. — М., 1990. — С. 527. .

Пока типографии снабжали торговую сеть и библиотеки книгой Шпанова, в прессе началась скоординированная хвалебная кампания. Одним майским днем газеты «Правда» и «Красная звезда» откликнулись рецензиями полкового комиссара М. Миронова и батальонного комиссара А. Амелина. Для редакции армейской газеты это была своеобразная «явка с повинной». Спустя месяц ей приходилось дезавуировать статью А. Кривинова. Батальонный комиссар Амелин, входивший в ближайшее служебное окружение заместителя наркома обороны Л. Мехлиса, писал, что Кривинов не сумел по достоинству оценить эту книгу и совершенно необоснованно дал о ней отрицательный отзыв. По словам Амелина, лишь некоторые командиры высказались против «Первого удара», но в целом повесть была признана замечательной: «Повесть „Первый удар“ — глубоко патриотическое и продуманное произведение, которое будет пользоваться у читателей большим и заслуженным успехом». Механически пересказывая сюжет повести, Амелин оптимистично добавил: «Действительность превзойдет фантазию этой повести» [213] Амелин А. Замечательная повесть о будущей войне. Ник. Шпанов. «Первый удар». Воениздат. 1939 // Красная звезда. 21 мая 1939. Военный журналист Н. Денисов, который познакомился с А. Б. Амелиным накануне Великой Отечественной, назвал Амелина признанным мастером оперативного репортажа: «Он быстро находил общий язык со всеми, кто оказывался рядом, обильно заполнял блокнот фактами, именами, цифрами. <���…> Но вместе с тем из этого обилия вдруг прояснялся именно тот факт, которым следовало подкреплять свои журналистские рассуждения» (Денисов Н. Н. Срочно в номер. — М., 1978. — С. 34, 35). Наиболее трудные дни Великой Отечественной войны А. Амелин пройдет в качестве порученца Л. Мехлиса, которым, несомненно, была в 1939 г. инициирована повторная статья в «Красной звезде» о Первом ударе. В 1970-е годы, когда Амелин работал в Заочной высшей школе при ЦК КПСС, ему придется непосредственно сотрудничать на научном поприще с Е. Болтиным, который в отличие от Амелина не был так благосклонен к повести Шпанова. . Не поскупился на добрые слова и полковой комиссар Миронов. «Повесть тов. Шпанова — фантастика, — отмечал М. Миронов, — но она очень реалистична, правдоподобна. В повести нет надуманности. Фантастика богата обобщениями современной действительности. Идет ли речь о людях, о технике или о политике — всюду чувствуешь, что они взяты из живых наблюдений нашего времени, основаны на серьезных знаниях и анализе предмета». В заслугу Шпанова ставилось отсутствие ходульных схем и шапкозакидательных баталий [214] Миронов М. Повесть о сталинских соколах // Правда. 21 мая 1939. Полковой комиссар М. А. Миронов служил в Красной Армии с 1919 года, прошел путь от инструктора политотдела дивизии до начальника кафедры истории партии в Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Люди, знавшие Миронова, отмечали его полемический талант, умение спорить с любым оппонентом, умение говорить образно, избегая казенных фраз (Пупышев Н. В. В памяти и в сердце. М., 1986. С. 194.). В годы Великой Отечественной Миронов войдет в число наиболее ответственных работников Главного политического управления РККА. После войны в звании генерал-майора он будет начальником управления пропаганды и агитации Главпура Советской Армии. . Наиболее принципиальная и, можно сказать, директивная рецензия «Книга о будущей войне» за подписью В. Вишневского появилась в главном теоретическом журнале «Большевик». Сверхзадача ее заключалась в том, чтобы окончательно развеять скептическое отношение к «Первому удару». Повесть была названа литературным явлением. «Первый удар» противопоставлялся Вишневским сочинениям зарубежных военных теоретиков и беллетристов, включая Гельдерса, под пером которых будущая война приобрела «искаженные очертания» и мрачный колорит: «Советская литература — молодая, здоровая, рожденная в борьбе за умное и светлое, рационально организованное, коммунистическое общество — противопоставляет всем этим мрачным, убойным, пессимистическим произведениям свои идеи, свои образы, своих новых героев». Николай Шпанов удостоился лестной характеристики писателя компетентного в сложных перипетиях современной войны. Сентенции о серьезном и опытном противнике в лице фашистской Германии уживались у Вишневского с восторженными оценками «конфеточных» сцен щадящей советской бомбардировки вражеских городов и «будущих актов пролетарских демократических братаний» [215] Вишневский В. Книга о будущей войне // Большевик. — № 11–12, 1939. — С. 119, 122, 123. . Можно сказать, что последующие рецензии, появившиеся в центральной и провинциальной прессе, армейской периодике и многотиражках, не во многом разошлись с оценками «Правды», «Большевика» и майского номера «Красной звезды». Журнал «Молодая гвардия», например, утверждал: «Повесть читается с интересом. Спокойный, мужественный тон, отсутствие крикливости и стилистических фейерверков придают повести убедительный характер, внушают доверие читателю» [216] Молодая гвардия. — № 5,1939. — С. 191. . Полковой комиссар М. Скурихин в «Известиях» писал: «Отрадным событием последнего времени является смелая повесть Н. Шпанова „Первый удар“. Фантазия о будущей войне превращена писателем в правдоподобное повествование, тем более интересное, что автор показывает в нем серьезное, вдумчивое изучение действительности, умение дать героические образы советских патриотов, знание материала, военную грамотность. Жанр смелой реалистической военной фантастики должен в дальнейшем получить более широкое распространение. Дело не только в достойном ответе советского писателя на бредни фашистских буржуазных писак о будущей войне. Дело также в эмоциональной и идейно-художественной силе литературы, призванной помогать большевистской партии воспитывать сознательных строителей коммунизма, решительных бойцов для будущих боев с злейшими врагами социалистической родины» [217] Скурихин М. Оборона и художественная литература // Известия. 24 августа 1939. .