Жюль Верн - Том 10. Вверх дном. Пловучий остров. Флаг родины

Пэншина - альт, и хотя он играет не на самом высоком по звучанию инструменте, друзья обычно именуют его «Ваше высочество»; ему двадцать семь лет, он самый юный в труппе и самый веселый, один из тех неисправимых балагуров, которые на всю жизнь остаются мальчишками. У него тонкие черты лица, живые умные глаза, рыжеватые волосы, тонкие усики, привычка прищелкивать языком, неискоренимое пристрастие к острым словечкам, неизменная готовность и на меткий выпад и на возражение; он в постоянном возбуждении, что приписывает необходимости вечно разбираться в (ключевых знаках, как того требует его инструмент («настоящая связка домашних ключей», по его выражению); у него неиссякаемый запас благодушия и способность выкинуть любую шалость, не задумываясь о неприятностях, которые она может навлечь на товарищей, за что ему постоянно делает замечания, читает нотации и «мылит голову» глава Концертного квартета.

Поговорим теперь о главе квартета. Это - виолончелист Себастьен Цорн. Он старший среди них и по своему таланту и по возрасту: ему пятьдесят пять лет, он маленький, круглый блондин, у него густые волосы без признаков седины, зачесанные на виски, взъерошенные усы сливаются с чащей бакенбард, кирпичный цвет лица, глаза, поблескивающие сквозь стекла очков, поверх которых он надевает еще и пенсне, когда разбирает ноты, пухлые руки, причем правая, привыкшая плавно двигать смычком, украшена толстыми перстнями на безымянном пальце и на мизинце.

Полагаем, что этого легкого наброска довольно, чтобы обрисовать человека и артиста. Если в течение сорока лет не выпускать из рук коробку, полную звуков, это не проходит безнаказанно. Это накладывает отпечаток на всю жизнь и влияет на характер. Виолончелисты бывают большей частью словоохотливы и вспыльчивы, говорят громко и словно захлебываясь, впрочем не без остроумия. Именно таков Себастьен Цорн, которому Ивернес, Фрасколен и Пэншина охотно доверили руководство музыкальным турне. Они предоставляют ему полную свободу и говорить и действовать, поскольку он это делает весьма успешно. Привыкшие к его повелительным замашкам, они потешаются над ним, когда он теряет чувство меры и такта, что для музыканта непохвально, как замечает непочтительный Пэншина! Составление программы, разработка маршрутов переписка с импрессарио, - именно на Себастьена Цорна возложены эти разнообразные дела, которые дают возможность его воинственному темпераменту проявлять себя в самых различных обстоятельствах. Единственное, во что он не вмешивается, это в вопросы, касающиеся денежных поступлений в общую кассу и совместных трат. Это поручено заботам второй скрипки и главного счетовода, точного и аккуратного Фрасколена.

Теперь члены квартета представлены читателю, как если бы они стояли перед ним на эстраде. Типы, к которым они относятся, общеизвестны и хотя, быть может, не слишком оригинальны, зато резко отличаются друг от друга. Да позволит читатель развернуться до конца событиям этой необычайной истории: он увидит, как поведут себя четыре парижанина, которые, привыкнув срывать аплодисменты во всех штатах Конфедерации, окажутся перенесенными на... Однако не будем забегать вперед, «не будем ускорять темпа», как выразился бы «Его высочество», и вооружимся терпением.

Итак, около восьми часов вечера четверо парижан стоят на пустынной дороге в Нижней Калифорнии перед обломками опрокинувшейся кареты. «Неугодно ли, - опера Буальдье» [35] Буальдье (1775-1834) - французский композитор; одна из его опер называется «Опрокинувшаяся карета». , - пошутил Пэншина. Если Фрасколен, Ивернес и Пэншина отнеслись к происшествию философически, если оно даже вдохновило их на шутки профессионального характера, легко понять, что у главы квартета оно вызвало приступ ярости. Что поделаешь! Виолончелист - человек горячий и, что называется, вспыхивает, как порох. Потому Ивернес и уверяет, будто он прямой потомок Аякса и Ахилла, двух самых гневливых героев древности.

Не забудем, однако, добавить, что если Себастьен Цорн желчен, Ивернес мечтателен, Фрасколен благодушен, а Пэншина полон бьющей через край веселости, - они все отличные товарищи и любят друг друга как родные братья. Они ощущают между собой связь, перед которой бессильны разногласия на почве личных интересов или самолюбия, - общность вкусов, почерпнутых из одного источника. Их сердца, как хорошо сработанные инструменты, всегда бьются в унисон.

Пока Себастьен Цорн ругается, ощупывая футляр своей виолончели, чтобы убедиться в ее целости и сохранности, Фрасколен направляется к вознице.

- Ну как, приятель, - спрашивает он, - что же нам делать, скажите?

- А что будешь делать, когда нет ни лошадей, ни экипажа?.. Ждать...

- Ждать, пока они появятся! - восклицает Пэншина. - А если они так и не появятся...

- Надо их раздобыть, - замечает Фрасколен, которому никогда не изменяет практическое направление его ума.

- Где?.. - рычит Себастьен Цорн, бегая взад и вперед по дороге.

- Там, где их найдете! - отвечает кучер.

- Э, послушайте-ка, любезный возница, - и голос виолончелиста мало-помалу поднимается до верхних регистров, - это что за ответ? Хорошее дело... по своей неловкости вы нас вываливаете, ломаете карету, калечите лошадей, а потом говорите: «Выкручивайтесь, как знаете!»

Увлеченный потоком собственных слов, Себастьен Цорн начинает изливаться в бесконечных »и по меньшей мере бесполезных упреках, но его прерывает Фрасколен:

- Дай-ка я с ним поговорю, старина Цорн.

Затем он снова обращается к кучеру:

- Где мы находимся, приятель?

- В пяти милях от Фрескаля.

- Это железнодорожная станция?

- Нет... прибрежный поселок.

- А там найдется экипаж?

- Экипаж... вряд ли... тележка, пожалуй, найдется...

- Запряженная волами, как во времена меровингских королей! - восклицает Пэншина.

- Это неважно! - говорит Фрасколен.

- Ладно! - вмешивается опять Себастьен Цорн. - Спроси-ка у него лучше, есть ли в этой дыре постоялый двор... Надоело мне шататься по ночам...

- Друг мой, - спрашивает Фрасколен, - имеется ли в Фрескале какой-нибудь постоялый двор?

- Да... Там мы должны были менять лошадей.

- И чтобы добраться до этого поселка, надо идти по дороге?

- Прямо по дороге.

- Пошли! - кричит виолончелист.

- Но как быть с этим беднягой? Жестоко оставлять его одного... в таком положении, - замечает Пэншина. - Послушайте, приятель, а с нашей помощью вы не могли бы?..

- Невозможно, - отвечает кучер. - Да я сам лучше останусь здесь... у кареты... Утром я уж соображу, как отсюда выбраться.

- Нам бы только добраться до Фрескаля, - продолжает Фрасколен, - а там мы могли бы послать кого-нибудь к вам на помощь...

- Да... хозяин постоялого двора меня хорошо знает - и не оставит в беде...