Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн.2

Койпу не тратил время даром. Кроме изготовления оборудования, он собрал отличную маленькую библиотечку об интересующих меня годах, печальном первом десятилетии девятнадцатого столетия. Моим местом назначения был Лондон, и, коль скоро это стало ясно, величайшее значение приобретало имя одного человека.

Наполеон Буонапарте. Наполеон I, император Франции, большей части Европы, едва не ставший императором всего мира.

Странно, как мало отличалась мания этого человека от амбиций ЕГО. Это не могло быть совпадением. Здесь должна существовать связь, только я еще не знал, какая. Но был гнетуще уверен, что скоро узнаю. А пока что я стал читать подряд все, касающееся этого периода, пока не почувствовал, что разузнал все необходимое. Единственным светлым пятном в этом деле было то, что Англия говорила на разновидности того же языка, что и Америка. Так что мне не придется возвращаться к мучительным для моей головы урокам с мнемографом.

Конечно, оставался вопрос о тамошней одежде, но у меня имелось более чем достаточно иллюстраций того периода, чтобы заказать необходимое.

В итоге театральный костюмер в Голливуде снабдил меня полным гардеробом, начиная с обтягивающих штанов со множеством пуговиц до огромных плащей и шляп. Мода того времени оказалась весьма удобной: я мгновенно оценил ее и одобрил, когда прятал свои многочисленные приборы в обширных складках одежды.

Так как я попаду точно в выбранное время независимо от того, когда покину свое, я решил не спешить и подготовиться как следует. Но в конце концов все благовидные предлоги для отсрочек кончились, время пришло. Мое оружие и инструменты были отрегулированы и подготовлены; здоровье отменное, рефлексы мгновенные, состояние духа — паршивое, но чему быть, того не миновать. Я появился в приемной.

— Мисс Киллер, выпишите для себя чек на четырехнедельное жалование. Вы уволены.

— Вы недовольны моей работой?

— Вы работали как следует, но из-за дурного управления эта фирма обанкротилась. Я уезжаю за границу, спасаясь от кредиторов.

— У-у-у, какая жалость!

— Благодарю за сочувствие. Давайте я подпишу этот чек.

Мы пожали друг другу руки, и я проводил ее до двери.

За помещение было заплачено за месяц вперед. Я не имел ничего против, чтобы владелец получил оставленное мною оборудование, однако у меня сложилось определенное недоверие к аппаратуре темпоральной спирали, которая после моего ухода останется в действии. Со временем и так намухлевали больше чем надо. У меня не было ни малейшего желания вводить в эту игру новых участников.

Втиснуть себя в скафандр вместе со всей допотопной одеждой оказалось тяжким трудом, и в конце концов пришлось снять башмаки и куртку и привязать их снаружи вместе с остальным снаряжением. Тяжело нагруженный, я проковылял к панели управления и собрался с мыслями для окончательного решения. Я знал, куда хочу прибыть и, следуя инструкциям Койпу, уже ввел в машину необходимые координаты. Лондон исключался. Если у них есть какие-нибудь детекторы, они непременно отметят мое прибытие. Я хотел появиться подальше, чтобы меня не обнаружили, но и достаточно близко, чтобы, не мучиться от длительного путешествия в примитивном транспорте того времени. Все, что я о нем прочитал, заставляло заранее собраться.

Итак, я остановился на долине Темзы возле Оксфорда. Массив Уилтернских холмов будет между мною и Лондоном, и их крепкие скалы поглотят радарные волны, как и все остальные виды детекторного излучения. Прибыв на место, я смогу отправиться в Лондон по воде — что-то около ста километров — а не по тогдашним отвратительным дорогам.

Туда-то я и отправлюсь. А вот когда — это другое дело. Я внимательно уставился на аккуратно пронумерованные циферблаты, как будто они могли мне ответить. Но они оставались немы. В 1805 году установлен темпоральный барьер, так что раньше я прибыть не могу. Сам 1805 год очень уж казался похожим на ловушку — в это время они будут наготове, бдительно поджидая меня. Значит я должен появиться позднее. Но не намного позже, иначе они успеют совершить все зло, какое у них на уме. Ну, что ж, два года не достаточно для их работы, но достаточно — по крайней мере, я так надеялся, — чтобы застать их врасплох хоть в какой-то мере.

Я глубоко вздохнул, — установил стрелки на 1807 год и нажал активатор. Через две минуты аппаратура разовьет полную мощность. Свинцовыми ногами я добрел до мерцающей зеленой петли темпоральной спирали и коснулся ее выступающего конца.

Как и прежде, не было никаких ощущений, только сияние, окружающее меня, сделало комнату едва видимой. Две минуты показались мне двумя часами, а часы говорили мне, что до прыжка еще больше пятнадцати секунд. На этот раз я зажмурил глаза, вспомнив мерзкие ощущения моего последнего временного скачка. Когда спираль освободилась и швырнула меня назад сквозь время, я был напряжен, взволнован и слеп.

Было весьма неприятно, когда спираль развернулась, меня понесло в прошлое, а ее энергия рассеялась в будущем. Интересное теоретическое положение, но в настоящее время оно совершенно не интересовало меня. По каким-то причинам это путешествие закрутило мне кишки намного сильнее предыдущего, и я был очень занят, убеждая себя, что блевать внутри скафандра — дело неподобающее.

Справившись с этим, я понял, что ощущение падения происходило оттого, что я и в самом деле падал. Так что, открыв глаза, я увидел себя под проливным дождем. Совсем недалеко внизу смутно виднелись стремительно приближающиеся мокрые поля и казавшиеся очень колючими деревья.

После нескольких мгновений панической борьбы с управлением гравитатора я смог включить его на полную мощность. Ремни затрещали и застонали от внезапного торможения. Я тоже затрещал и застонал. Мне стало казаться, что лямки перерезают мое тело до костей и что кости тоже долго не выдержат. Я искренне ожидал увидеть, как мои руки и ноги оторвутся и пролетят мимо, когда вломился в тонкие ветви поджидавшего меня дерева, отскочил от большого сука и шлепнулся на землю. Гравитатор, кажется, продолжал работать на полную мощность, и как только травянистый склон остановил мое падение, я снова полетел — теперь вверх — и, вновь треснувшись о тот же сук, вылетел сквозь вершину, прихватив с собой множество сучков и веточек. Я снова поиграл с управлением и постарался сделать это на сей раз удачнее. Я спланировал вниз, мимо дерева, и, упав, как мокрое перо, на траву, остался лежать на ней.

— Чудесное приземление, Джим, — простонал я, наконец, ощупывая себя, определяя нет ли сломанных костей. — Тебе можно работать в цирке.

Я сильно ушибся, но был цел — это я понял после того, как таблетка болеутолителя прояснила мне голову и притупила чувствительность. С опозданием я огляделся вокруг, но не увидел ни души и никакого следа человеческого жилья. На соседнем поле паслось несколько коров, их не потревожило мое драматическое появление. Итак, я прибыл.