Арина Воронова - Дети Брагги

- Я уже все сделал. - Голос целителя на миг дрогнул, все же оставаясь твердым. - Я дал ему отвар из листьев молодого багульника и белены.

Грим побледнел.

- Сколько?

Амунди улыбнулся, но в этой улыбке не было радости.

- Достаточно, чтобы унять боль. И это получилось. Ему... стало несколько лучше...

Грим почувствовал, как у него холодеют руки.

- Ты сам учил меня, Стринда, - размеренно выговаривая слова, начал он, что сочетание багульника и белены смертельно.

- Как и раны, как и боль. - Стринда перевел взгляд на безжизненное тело на скамье. - Он сам это выбрал, Грим. Я не принуждал его. Как и ты, как и каждый из Круга, он знал об этом средстве. Это было его решение, его риск.

- Риск? Ты говоришь о риске, травник? - Грима попеременно окатывало краткими волнами растерянности и гнева. - Каждый, кто пьет этот отвар, уходит на самый дальний край снов. А потом... Потом пьет и пьет, и пьет его, пока сны и травы не разъедают его раз и навсегда! Во имя всех асов, Амунди, ты опоил его до смерти!

- Я лишь немного уменьшил его страдания, - устало ответил целитель. - Это единственное, что я мог сделать.

- Сколько ему осталось? - Голос Грима осип до шепота.

- Не знаю. Травы убьют его месяца через два, но, не будь тут замешан Один, он умер бы еще до твоего приезда. Задолго до твоего приезда. - Постаревший вдруг не на один десяток лет Стринда устало глядел на давнего друга. - Однако, боюсь, его время истекает.

Грим попытался проглотить застрявший в горле комок.

- Он... он знает?

- Знает.

Чтобы занять чем-то руки, Грим вложил в ножны забытый меч, оказывается, все это время он так и сжимал его в руке.

- Не говори ему, что я все знаю. - Он неожиданно поднял голову, чтобы встретить взгляд целителя. - Не говори, что я приходил.

- С возвращением, - произнес за его спиной тяжелый голос Лысого Грима.

- Еще нет. - Грим круто обернулся к деду. - Пока еще нет. В ответ старый скальд лишь молча протянул ему родовой меч.

- Нет. - В голосе внука зазвенела сталь. - Пока еще дышит твой сын, я не могу принять его.

- Он еще дышит, - согласился дед, и внезапно Грим осознал, насколько он стар.

- Но однажды дыхание остановится в его груди. И тебе придется принять Круг. - Амунди присел на край ложа Эгиля.

- Не говори так, Стринда.

- Не говорить чего? Правду? - Глаза Амунди были столь же мрачны, как и его слова.

- Тебе придется унаследовать Круг. - Слова деда прозвучали будто удар меча по щиту. - Все те, кто составляет его, равны, это верно, но кто-то должен стать во главе. Так было со времен Брагги.

- Но остаешься еще и ты, и Оттар, - начал возражать Грим, но дед перебил его:

- Мне, как видишь, немало лет, хоть я, похоже, и переживу собственного сына. - Старый скальд горько усмехнулся. - Да, силы у меня еще есть, но надолго ли? Мы с твоим отцом дали тебе имя Всеотца, ты же на заре жизни выбрал себе путь угодного Отцу Ратей воина-берсерка. Однако избрал тебя Локи. А это означает, что соединив - если это только произойдет - в себе силу обоих асов, ты можешь стать сильнейшим из нас.

"Нет!" - хотелось выкрикнуть Гриму, но он молчал. Молчал, вспоминая десятки подобных разговоров, молчал, признавая правоту мудрого деда.

- Не будем здесь говорить ни об асах, ни о посвященности. В твои годы, голос Амунди звучал все так же невесело, - и я считал это красивой мишурой, довеском к приходящей с рунами силе. Но если говорить о силе, Лысый Грим прав, ты и впрямь первый, кто несет в себе две силы: хаоса и порядка.

Грим поглядел на лежащего неподвижно отца. И отвернулся.

XIV

ЦЕЛЕБНАЯ РУНА ИНГ, СВЕТЛЫЙ ФРЕЙР - ЕЙ ХОЗЯИН

Светлый вин исцеляет всех, кто взывает ему, могучей силой земли, возникшей из тела Имира. Гефа-удача вернется, если сам ты позволишь ей, взмахнет крылами орла над просторами дольнего мира. Целители-скальды творят руну Инг тогда, когда возрождения жаждет души равновесье и жизненных сил, что надобны тем, кто мстит за смерть друга иль низвергает с престола кумира.

Голос говорил, рек ему. Голос, отягощенный мощью. - Изо всех могучих орудий, из прекрасного оружия моего, - рокотал голос, - ты выбрал иглу и чашу.

Голос доносился из туманной дымки. Прищурившись, Скагги обнаружил, что стоит возле высокого деревянного стола. Все вокруг было вполне знакомым: и небольшая жаровня, в которой уже успели подернуться серым пеплом угольки, и разных размеров бронзовые чаши и чашечки, и перевязанные кожаным шнурком пучки трав - ромашка и птичий горец казались свежесобранными, а вот зверобою дали завянуть, не подсушив. Скагги еще удивился, кто же собирает эти травы в одно время. И все же это была не скромная горница Амунди Стринды. Массивный дубовый стол, дальний конец которого терялся в туманной дали, стоял на кажущемся беспредельным каменном полу огромного зала, в котором впору жить разве что великанам из старинных сказаний. Стен зала он не видел, но даже запрокинув голову, не смог разглядеть и потолка. Увидел только лишь мощные столбы и колонны, уходящие куда-то в невообразимую высь, где за голубоватым туманом свивались плотные клубы серого дыма.

Когда глаза его привыкли к синеватому полумраку, Скагги вдруг ощутил, что он здесь не один. Силуэты невообразимо высоких фигур маячили вдали и, кажется, глядели вниз на дубовый стол. Он не мог ясно видеть их и не осмеливался более чем на одно-два кратких мгновения оторвать глаз от ступки, в которой толок кору болотного белозора, чтобы самому взглянуть наверх. Фигуры придвинулись ближе. А ведь они, похоже, рассматривают меня, обсуждают, подумалось вдруг Скагги. По спине у него побежали мурашки, захотелось спрятаться куда-нибудь. Но помня уроки Стринды, он не решился даже нагнуться ниже над ступкой, боясь вдохнуть пыль от коры опасного дерева.

- Так и отдай его мне, - раздался вдруг звонкий и вместе с тем убаюкивающий голос. На Скагги повеяло запахом яблок и диких трав.

Послышался смех, за ним шелест тканей, будто говоривший - говорившая стремительно сделал шаг вперед. Узкая с тонкими нежными пальцами травяная рука зависла вдруг над дубовым столом, провела над ним, над горшками, над чашками, над иглами и жаровней, и самим травником, сметая все будто груду ягод и листьев. Их яркие краски поблекли, смежившись чем-то серым и мягким, и в этой новой ткани Скагги узнал плащ Тровина. Вот сейчас наставник повернется, Скагги не терпелось рассказать ему обо всем, что произошло с того последнего вечера в усадьбе...

Огонь...

...И черными глазницами на Скагги глянул обгорелый череп, поднялись из-под плаща черные костяшки пальцев. Нижняя челюсть черепа ходила вверх-вниз, как будто он говорил что-то, повторял раз за разом...

Скагги показалось, что он падает, кувыркаясь уносится куда-то вниз и вниз...

Скагги рывком сел, сбросив ноги на пол. Уставился перед собой невидящими глазами. И хмурый утренний свет в окне затянуло дымом с запахом гари, запрыгали по столу жадные языки пожара. Его будто бы окликнул знакомый мягкий голос, но Скагги слышались лишь хриплые крики бессильного гнева и треск пожираемых огнем поленьев. Он еле слышно пробормотал: