Евгения Лопес - Черная дыра (книга 2)

С тех пор я стал следить за тобой – пусть издалека, с другой планеты; узнавать о твоих успехах и достижениях. Я радовался или огорчался всем событиям твоей жизни вместе с тобой – и это придавало хоть какой-то смысл моему жалкому существованию…

Повзрослев, ты начал участвовать в дипломатических мероприятиях, и у меня появилась возможность общаться с тобой и восхищаться твоим блестящим умом и благородным характером. Я понял, что пришла пора действовать, приложил все силы, привлек своих лучших людей и добился того, чтобы Жигонда стал нашим шпионом. С тех пор я знал не только о каждом твоем шаге, но и о каждой твоей мысли… Я знал, что ты считаешь отца виноватым в гибели твоей девушки и уже ненавидишь его, что от твоего детского обожания не осталось и следа, и, не скрою, был этому несказанно рад…

Именно на это и рассчитывал я, похищая тебя на саммите Большой Пятерки. Мною двигала уверенность, что ты согласишься на мое предложение, поскольку к тому времени король вообще умудрился сломать тебя. Но я, конечно, недооценил Атонского принца…

Ты умирал в каменном мешке Утунской тюрьмы, а я метался по своему кабинету, доходя до исступления, до бешенства, не в силах постичь: как же так? Отец предал тебя, а ты без колебаний жертвовал жизнью вместо того, чтобы, отомстив ему, ею наслаждаться? Что, что тебя держало?!.

И, доведенный до отчаяния твоим необъяснимым упорством, в какой-то момент я решил: ну что ж, пусть. Пусть у меня никогда не будет сына, но не будет его и у Гаренды. Потому что он недостоин такого сына. Он недостоин тебя…

Вот, вообще-то, и все. Теперь ты все знаешь. Можешь начинать презирать меня, – и А-Тох неловко усмехнулся.

Рилонда потрясенно смотрел на номийского правителя. Кто бы мог подумать, что в душе этого маленького, невзрачного человека бушуют такие невероятные эмоции? Вдруг стало понятно, откуда тогда, при общей беседе, взялось в его взгляде умиление…

– Нет, господин А-Тох, – сказал он. – Я не собираюсь Вас презирать. Можно презирать за ложь, за предательство… Но нельзя презирать человека за искренние чувства, какими бы они ни были. И я благодарен Вам за откровенность. Сейчас у нас с отцом все хорошо, а еще у меня есть любимая, и я очень счастлив. Поэтому я Вас прощаю. А сейчас извините, я, пожалуй, пойду.

Он поднялся и направился к выходу, но, обернувшись у самых дверей, добавил:

– А держала меня, господин А-Тох, любовь к моему народу. Только и всего. До смешного просто…

Выйдя из гостевых покоев, он направился в сад и долго еще блуждал в одиночестве по аллеям, осмысливая услышанное. Он получил ответ на свой вопрос, но разве мог представить, насколько тот окажется неоднозначным? И понемногу стихало, таяло ставшее уже привычным отвращение, уступая место жалости, а еще – какому-то странному сердечному облегчению…

– В тот же вечер Гела полностью подтвердила информацию номийского правителя о том, что Дэе осталось около трех лет. А-Тох улетел, а мы взялись за организацию экспедиции. Потом вернулся первый корабль, привез радостную новость, и отец разослал приглашения всем руководителям планет. Они собрались буквально вчера, и заседания начнутся на следующей неделе. А я в последний месяц занимался подготовкой и проведением референдума. Уроки, так сказать, популярной астрономии проходили и по телевидению, и в газетах, и в Интернете… В результате на Атоне теперь разве что младенцы не знают об эволюции звезд и черных дырах, – закончил свой рассказ Рилонда.

– Говорят, и с речью перед референдумом ты выступал сам? – уточнил Дайо.

– По традиции накануне всеатонского референдума правитель действительно должен выступить с речью, – кивнул Рилонда. – Но я ведь пока еще не правитель, поэтому для меня стало неожиданностью, когда на заседании Госсовета его Председатель вдруг предложил сделать это мне, мотивируя тем, что у атонцев я пользуюсь большим авторитетом, а отец сразу его поддержал. Такая огромная ответственность… Я готовил речь сам. Я всегда пишу тексты своих выступлений сам – не совсем понимаю, как можно доверять выражение своих мыслей другим людям…

– И о чем же ты говорил? – с любопытством спросил Алан.

– Ну, в общем-то, довольно очевидные и всем известные вещи… Например, о том, что атонцы как нация всегда отличались человечностью, способностью сопереживать чужим несчастьям и помогать попавшим в беду… О нравственной и эмоциональной невозможности жить в случае, если ты имел возможность спасти погибающего рядом и не воспользовался ею… Словом, ничего особенного.

– Не скромничай, – усмехнулся Дайо. – Я читал в новостях, что телеканалы, не транслировавшие твое выступление, оказались в «мертвой зоне». Вся планета смотрела только тебя. И явка на следующий день составила 99 %.

– Да, – у принца заблестели глаза. – Явка составила 99 %, а результат – 100 %! Сто процентов за то, чтобы отдать Дектстру номийцам! Вы понимаете, что это значит? Что среди восьми миллиардов атонцев не нашлось ни одного, ни единственного человека, способного думать о собственных выгодах в условиях катастрофы, угрожающей другому народу! Какие же они все-таки замечательные, мои атонцы! Я так ими горжусь…

– Атонцы действительно имеют среди политиков и дипломатов репутацию самого доброжелательного и миролюбивого народа Галактики, – подтвердил Дайо.

– А номийцам очень повезло, причем дважды: когда вы открыли Декстру, и когда отдали ее им, – заметил Алан.

– Да, теперь они смогут спокойно переселиться и жить без страха, – не скрывал радости Рилонда. – Осталось только подписать общее решение. Но это уже, практически, простая формальность. Не думаю, что кто-то из глав планет будет возражать.

– На твоем месте я не был бы так уверен, – охладил его энтузиазм Дайо. – Мало ли, что творится в головах у этих самых глав планет? Тот же господин А-Тох, например… Ничего себе признаньице, а? Разве ты мог себе представить что-либо подобное?

– Да, он и в самом деле крайне обескуражил меня своим откровением, – согласился принц. – И, в общем-то, ты прав: уверенность здесь преждевременна. Вергийцы непредсказуемы… Ну, в крайнем случае, будем убеждать и уговаривать, нам ведь не привыкать.

Раздался стук в дверь.

– Да, – откликнулся Рилонда.

Вошел высокий, статный атонец средних лет.

– Ваша звездность, господа, – обратился он к друзьям. – Вам пора. Я провожу вас на посадочную спецплощадку.

– Почему спец? – не удержался от вопроса Дайо.

Атонец улыбнулся.

– Всего лишь потому, что эта площадка не предназначена для посадок обычных пассажирских лайнеров, а только для кораблей специального назначения, например, экспедиционного. На спецплощадки допускают лишь тех встречающих, которые имеют отношение к рейсу. Вы будете там одни, так гораздо удобнее.