Жюль Верн - Ступени великой лестницы (сборник)

Отсюда до конечного пункта пути мамонтовой группы было уже не далеко, — всего 35–40 километров.

Конечный пункт этот, намеченный Мамонтовым совместно с Яном Ван-ден-Вайденом, представлял собою опушку еще совершенно неисследованного тропического леса.

Вокруг опушки, делая бесчисленное количество изгибов, скользя как змея, протекал быстрый ручей, бравший начало, очевидно, из недр неизведанного леса и кативший свои пенные воды в такую же неизведанную даль. Именно отсюда решено было начать обследование, придерживаясь все время берегов ручья, чтобы не сбиться как-нибудь с дороги и не потонуть в лабиринте запутанного леса.

У Буйволовой же расселины решили остановиться лишь для того, чтобы отдохнуть в этом сравнительно безопасном месте и иметь возможность обстоятельно приготовиться к предстоящим трудностям.

Однако, не успели участники экспедиции обосноваться как следует на месте своей первой стоянки, как произошло довольно неприятное приключение, крайне опечалившее и озадачившее ученых. Старший радио-техник, голландец Вреден, следовавший в хвосте экспедиции, внезапно куда-то исчез, словно сквозь землю провалившись вместе с лошадью, навьюченной всеми необходимыми принадлежностями радиотелеграфирования.

К вечеру того же дня профессору Валлесу, волновавшемуся больше всех и предпринявшему довольно смелые поиски пропавшего голландца, удалось обнаружить в полукилометре пути от Буйволовой расселины, по направлению к югу, сперва следы босых ног, — что было крайне загадочным, так как решительно все участники экспедиции, даже сопровождавшие экспедицию туземцы-носильщики, носили особую пробковую обувь, — и немного подальше стоптанную сандалию Вредена, забрызганную свежими пятнами крови.

Кровяные пятна были вскоре обнаружены и на окружающей место траве, однако проследить то направление, по которому они некоторое время встречались, не удалось, так как гнейсовые пески успели уже замести все следы, на расстоянии сорока-пятидесяти шагов от того места, где лежала сандалия телеграфиста и где, по всей видимости, и разыгралась ужасная трагедия.

Профессор Мамонтов, которому Валлес доложил о своей находке, отправился к месту страшных следов и, после тщательного осмотра их, вдруг, к немалому изумлению своих ученых коллег, стал на четвереньки и начал обнюхивать землю кругом, совсем так, как это делают собаки-ищейки. Потом он сразу вскочил и выпрямился во весь свой гигантский рост.

К чудачествам русского ученого все уже давно привыкли, и друзья его охотно прощали ему те крайности его характера, которые так страшно не вязались с ним, как с одним из самых выдающихся представителей науки.

— Интересно знать, следы босых ног — следы ли это ног Вредена, снявшего свои сандалии или кого-нибудь другого? — спросил на обратном пути профессор Валлес все время хранившего молчание Мамонтова.

— Скажите, коллега, — вместо ответа спросил Мамонтов, — разве вы когда-нибудь видели, чтобы большой палец ноги отстоял так далеко у европейца, как он отстоит у того, кто эти следы оставил? Ведь это след обезьяны.

Профессор Валлес не выдержал и спросил:

— Не предполагаете ли вы, что этот след оставлен самим Homo divinus'ом?

Профессор Мамонтов искоса взглянул только на своего коллегу и ничего не ответил. В это время ученые входили уже в походную палатку, занимаемую Мамонтовым.

— Во всяком случае, дорогой коллега, — вдруг сказал Мамонтов, — этот самый господин успел во время вашего отсутствия побывать и у меня в гостях.

С этими словами Мамонтов указал побледневшему англичанину отчетливый отпечаток босой ноги, с характерно оттопыренным большим пальцем на ней, у самой своей походной постели.

— Но, что же это все значит, однако? — еле выговорил совершенно ошеломленный Валлес.

— Значит, кому-то не нравится наше пребывание здесь, — спокойно ответил Мамонтов и принялся за проверку своих бумаг, грудой лежавших на кровати.

— Все в порядке? — спросил Валлес.

— Oh, yes, sir! — сквозь зубы ответил Мамонтов и более легкомысленным тоном добавил: — Как видите, деликатность Homo divinus'a не подлежит сомнению. Простой визит в отсутствие хозяина, некоторая заинтересованность наукой и отсутствие каких-либо агрессивно-уголовных намерений.

Профессор Валлес не знал, шутит ли его ученый друг или нет.

— А! А! — вдруг воскликнул он, и Мамонтов увидал, как ужас исказил его лицо.

— В чем дело, коллега, вам дурно? — подбегая к нему, спросил он.

Вместо ответа Валлес показал дрожащей рукой на походный столик Мамонтова, на котором лежала открытая записная книжка ученого.

Было ясно, что ее кто-то перелистывал. А на открытой странице отчетливо виднелся кровавый отпечаток перелистывавшего ее пальца.

Мамонтов подошел к столу.

— Удивительное дело, — сказал он почти радостно, после того как через лупу рассмотрел кровавый оттиск отпечатанного на страницах его записной книжки пальца, — как все эти господа умеют наиталантливейшим образом облегчать задачу сыщикам. Я положительно не слыхал ни об одном злодеянии, участник которого не оставил бы на месте преступления своей визитной карточки.

Однако в глубине души Мамонтову было совершенно не до шуток.

— Идите к себе, дорогой коллега, и пусть все, что случилось здесь, останется между нами. Волновать понапрасну остальных наших товарищей — нет никакого смысла. У меня появился неожиданный враг. Я отправляюсь на поиски неожиданного друга, — сказал профессор Мамонтов, и с этими словами, уступая дорогу профессору Валлесу, вышел из своей палатки и быстрыми, решительными шагами направился к палатке, занимаемой старым Ван-ден-Вайденом.

Палатка Ван-ден-Вайдена была на противоположном конце лагеря и для того, чтобы достичь ее, надо было пройти несколько сот шагов по искусственно проложенной тропинке в густом кустарнике карликовой дикой акации.

Шагов за тридцать до палатки Ван-ден-Вайдена чуткий слух его уловил ясный шорох в кустах, в нескольких шагах от того места, где он находился. Этого было достаточно, чтобы вернуть Мамонтову его душевное равновесие и заставить его вспомнить о том заключении, что успело уже сложиться у него обо всем происходящем. С ошеломляющей внезапностью, сжимая в руке рукоятку револьвера, одним прыжком Мамонтов достиг того места, откуда послышался шорох.

Однако на этот раз опасения и предположения Мамонтова как будто бы не оправдались. В кустах никого не было. Правда, наступила уже ночь, на тропиках всегда такая неожиданная и черная, но ярко-красная луна достаточно ясно освещала местность, чтобы увидать силуэт человека или зверя, скрывавшихся в кустах. Красные блики луны словно щупапьцы прожектора, дрожали на желтом фоне еще пышущих жаром, раскаленных за день, отвесных скал.