Александр Белоткач - Дм Мой или Шанс №2

И тогда не удержавшись, я обнял ее. А когда все накопившееся напряжение, полилось наружу горючими слезами, я прошептал ей тихо:

— Милая! Я ведь люблю тебя! Что же ты со мной делаешь? Ведь мы же скоро расстанемся. И ты об этом прекрасно знаешь.

— Ал, я знаю еще много чего! — так же шепотом, утирая слезы, ответила Шерри, — Лиза останется с тобой! Я видела!

— Но как? Родная! Скоро меня отправят на седьмой, если вообще не распылят? — не понимая спросил я.

— Не знаю, только я видела, она будет с тобой!

Этот разговор, повлиял на Шерри, и все последние пять дней, она не покидала нас, что очень радовало мое сердце, которое за эти сутки все сильнее и сильнее тревожилось. Мне предстояло еще уговорить этих девчонок, побыть неопределенное пока время, в так называемой, закрытой зоне. По словам Притория, в доме есть такая, отсутствующая на всех схемах и картах, и не числящаяся ни в одном реестре территория. Там, на некоторое время можно будет спрятать Шерри и мою невесту, от происков Леона, который обязательно постарается добраться хотя бы до одной из них.

Лиза, под влиянием моей помощницы, стала как-то смелей, и все чаще я засыпал с ней в обнимку, но увы, до конца побороть свои дикие страхи она так и не смогла. Я и не пытался давить, хоть и понимал, что возможно больше никогда ее ни увижу. Но я уже настолько сильно ощущал ее, что казалось все ее мысли, были написаны для меня на огромном цветном экране. Эта девчонка каким-то образом могла транслировать на окружающих свои эмоции, и я прекрасно видел, она очень любит, и очень боится. Разве мог я допустить или заставить ее, такую милую и несчастную, хоть на миг страдать? Я уже смирился с тем, что жизнь моя в этом доме будет вовсе не такой, как у многих здесь, и что обычные, так называемые радости местного разлива, мне по какой-то причине не доступны. Возможно я и сам был во всем виноват. Наверное, слишком щепетилен и осторожен. «А многие здесь любят наглость и напор. А впрочем, ерунда это все. Какой напор? Какая наглость? Я бы тогда возненавидел себя. А это делает все остальное бессмысленным. Так что, каков ты есть, таковы твои поступки! И никуда от себя не денешься!»

Суд состоялся по такой же схеме что и прошлой, за одним лишь исключением, на этом судилище правил бал Леон. Я уверен, пожелай он тогда, без особых проблем, добился бы, чтоб бедного Алекса распылили. Хотя набившаяся в зал публика перед голосованием, минут 15 скандировала:

— Свободу Алексу Белову!

И Вновь вставшая на мою защиту Злата, приводила массу доводов в пользу подзащитного, совет, вынес приговор, означающий, лишении Алекса Белова-Некоего, законного статуса, и ссылки на седьмой неподзаконный уровень. Меня спасло от распыления лишь то, что никто из черных вояк, во время нашей схватки не погиб, а переломы и всякие там ушибы мягких тканей были не в счет.

По окончанию процесса, на лицах моих девчонок блестели слезы радости. Они бедняжки испереживались за все эти два часа, поскольку кое-кто из совета, рекомендовал распылить Алекса Некоего как особо опасного буяна и задиру.

В итоге, мне удалось уговорить их пожить какое-то время под покровительством Притория, и я взял с них обещание ждать меня, и делать все, что прикажет наш шеф.

Не хочется рассказывать, каким было наше расставание, но скажу, зрелище это было душераздирающее, не оставившее равнодушным никого из присутствующих. Малышка Лиза, видно не совсем понимающая, что такое седьмой уровень, и что оттуда никто еще не возвращался, просила вести себя хорошо, что бы меня поскорей оттуда выпустили. А Шерри, ревела в голос, и все время жалась ко мне, так, словно тоже собиралась наверх.

Но Приторий запретил девчонкам и носа показывать из патрульного сектора, поэтому проводив меня до силового поля, они остались за разделившей нас в мгновение прозрачной стеной, мокрые и несчастные. Эта картина вызывала такую жалость, что шедшие со мной ребята патрульные, долго отводили глаза, а кое-кто даже утирал украткой скупую мужскую слезу.

Мы проехали в лифте до последнего этажа шестого уровня, а затем, по металлической лестнице поднялись на три этажа выше, где пройдя длинным, тоже полностью металлическим коридором, подошли к огромным двойным воротам. Небольшой решетчатый тамбур, закрывали самые настоящие бронеплиты. Когда эти монстры со страшным гулом, стали разъезжаться в стороны, и я смог оценить их толщину, что была по самым скромным прикидкам не меньше полуметра голубоватого металла, в моей голове прозвенел первый, еще слабый звоночек: «Не уж то для охраны пары тройки сотен заключенных, нужна такая силища? Странно, как-то нецелесообразно, и очень не свойственно строителям дома. А уж я за время жизни тут, успел не раз убедиться, в доме ничего не бывает просто так. Все имеет смысл, и свое, очень обоснованное предназначение».

И вот, когда эти броневые плиты с тихим щелчком захлопнулись у нас за спиной, я почему-то вспомнил старый американский фильм «Звездные войны». Где-то там, в одной из серий, я видел нечто подобное.

И действительно, эти дверки, больше подходящие какому-нибудь звездному супер крейсеру, не смог бы разрушить, наверное даже ядерный заряд, не то, что местная безоружная гопота. Оказавшись еще в одном переходном тамбуре, мы коротко попрощались с Приторием, после чего, четверо из дежурной смены незнакомых патрульных, проводили меня в тот самый, изгвазданный пластиковый, закругляющийся по концам коридор, откуда и началась, одна из самых черных страниц моей жизни в доме.

Кочан, Местный глава, с того времени, больше ни разу не беспокоил меня. И только в очень крайнем случае, присылал очередного нарочного, за тем или иным товаром.

После одной памятной встречи, ребята, навещали меня почти каждую неделю. Тогда, примерно через десять дней после моего коронования, в мой модуль тихонько поскреблись, а затем синеглазка Валька Синицына, осторожно просунув голову, сказала:

— «Алекс. Тебя там патрульные вызывают! Их очень много. Человек двадцать! Просили срочно!»

Спустившись вниз, я по длинному коридору вышел к решетке тамбура, где был встречен целой толпой патрульных. Честно говоря, было очень здорово увидеть вновь, моих бывших сослуживцев, и когда они, раскрыв решетку, втащили меня в переходник, а затем едва не задушили в дружеских объятьях, на сердце стало тепло и радостно: «Не забыли-таки! Не бросили!»

В глазах Романа, Лукьяна, Клима и других ребят, блестели слезы, и хлопая меня по спине эти, только что вышедшие из больничных капсул патрульные, не переставая, благодарили меня за девчонок. Лукьян, просто молча показав свой излюбленный жест, с оттопыренным большим пальцем, подмигнул, что для нас было самой лучшей оценкой в классе.