Мария Романовская - Обузданные тучи

Между там, черепаха выбралась из комнатки Мака и, блуждая по коридору, попала в кабинет Ролинского, где сразу же стала интересным развлечением для его любимицы Марго. Кошка немедленно повела атаку на этого смешного зверя. Атака была слишком горячей — с подоконника упала одна из мензурок профессора, разбилась, из нее пролилась какая-то липкая жидкость. Со стола полетели бумаги, газетные вырезки…

Когда Ролинский после завтрака вернулся к себе, он увидел невероятный хаос.

Бешено завернул черепаху в первую попавшуюся газету и, с отвращением расставив руки, побежал к Горному.

— Пожалуйста!.. — простонал он. — Ваши звери!.. Это, наверное, шутки вашего сына… но это животное ведет себя совершенно неприлично!

Профессор побежал назад и принялся наводить порядок.

Липкая жидкость пролилась на одну из книг, сделав ее переплет абсолютно прозрачным, как стекло. Покачав головой, Ролинский бросился спасать другие книги и бумаги.

В руках его на мгновение задержалась какая-то бумага. Это была старая газетная статья: «Сорок лет работы профессора Ролинского над искусственным дождем» — давний юбилейный очерк о его трудах.

Ироническая и грустная улыбка скривила губы Ролинского. Вся его работа, о которой писали газеты, за которую его называли выдающимся ученым, казалась ему теперь ненужной.

Станция Горного с ее грандиозными аппаратами оставляла позади самые смелые его мечты об управлении погодой. Его рентгеновские трубки и дождевые бомбы можно было отдать детям на игрушки.

Зачем же было вытаскивать его из горного убежища? Его пригласили, чтобы он наладил работу разведки, и предоставили в его распоряжение «широкое поле» для дальнейших опытов. Но перспективы научной работы, казалось, больше не привлекали его, потому что решение самого ценного, самого родного было найдено…

— А может, нет?.. Может, только еще один неоправданный эксперимент? И будущее принадлежит его дождю, его рентгену…

Ролинский бережно собрал остатки жидкости из разбитой мензурки и спрятал в шкаф.

Мак вернулся с прогулки нагруженный, как запасливый лесной ежик. Из его карманов торчали цветы и степные растения для Дженни, в сплетенной Галинкой корзиночке лежала спелая клубника, а в коробке шуршали несколько первых экспонатов энтомологических усилий Мака — пойманные им любопытные жуки.

Станция только что приземлилась после короткого наблюдательного полета и пила воздух открытыми окнами. Было время обеда, и все, за исключением дежурного радиста, сошлись в столовой. Ждали Ролинского, который вновь возился в разведочной. В воздухе стояла невыносимая жара. Она душила все живое. Но на станции царило бодрое, приподнятое настроение. Все знали: скоро веселый обильный дождь оживит истомленный засухой край.

Мака, пропадавшего с утра где-то на земле, встретили веселыми шутками. Люди станции любили посмеяться в часы отдыха.

— Ого, да ты, похоже, собираешься превратиться в мышь-землеройку, от тебя на километр пахнет степью! — сказал Григорий.

Мак с увлечением начал рассказывать о колхозном поселке, о рододендроне, о необычайном деде, похожем на бронзовую статую, о замечательных баранах и о своей лекции по дождеванию.

— Ой, — всплеснула руками Рая, — бедным чабанам пришлось, пожалуй, все хворостины изломать на спинах своих баранов, чтобы разбудить их после такой интересной лекции!

Мак засмеялся — на корабле он привык к дружескому обстрелу острыми словечками. Вдруг он вскрикнул и завернул рукав рубашки. На белый стол упал ореховый усач. Катя, подававшая вареники, решительно запротестовала против жука.

— Хороший экземпляр усача, прошу не обижать, — важно сказал Мак, держа его в руке.

— У Мака начинается новое увлечение! — улыбнулся Горный.

— Дорогой Мак, — произнес с комическим испугом пилот Гандин, худощавый красивый юноша с тонким нервным лицом. — Мне кажется, вы хотите освоить все на свете профессии. Не желаете ли поведать нам, кем вы, наконец, собираетесь стать?..

— Кем?.. — хитро улыбнулся Мак, держа жука за спинку. — Ясное дело, биологом, энтомологом, зоологом, метеорологом, рентгенологом, инженером-электриком, физиком-экспериментатором, астрономом, агрономом…

Под общий смех Мак не успел закончить свою тираду — увлекшись, слишком живо махнул рукой, и жук упал на пол, щелкнув, как металлический шарик. Муха помчалась к нему.

— Ай! — завопил новоиспеченный энтомолог, бросившись спасать от Мухи свою добычу.

— Товарищи! — прервала разговор Катюша, которая собралась отправить в желобок между рядами тарелок автоматическую разливальницу с компотом. — Вам необходимо обратить внимание на злостного срывщика аппетита. Профессор не пришел на обед, и завтракать его пришлось тянуть… вот так… за шиворот…

И покрасневшая Катюша показала, как тянула Ролинского.

Горный встревоженно постучал по столу длинными пальцами.

— Профессор сердится, — сказал он. — Мак! Ты еще не знаешь сегодняшней истории с Дженни?

И он рассказал Маку, как разобиженный чем-то Ролинский примчался к нему с Дженни в руках.

— О, — взволновался Мак, — что неприличного могла сотворить наша Дженни?

— Может, — скромно заметила Рая, — у нее началась холера?

— Тьфу, — возмутился под общий хохот Мак. — Вы, Рая, портите нам аппетит. А кроме того, это неправда, потому что, если хотите знать, Дженни у нас еще ничего не ела!

— О, — сочувственно сказал Гандин, — она же может умереть!

— Вы ничего не знаете, — ответил Мак. — Черепахи могут не есть по десять дней. У них какие-то смешные привычки. Но что же она сделала?

— Что бы ни сделала, ты, Мак, пойди попроси прощения у Николая Ивановича и немедленно пригласи его к обеду, — посоветовал Горный.

Мак побежал в разведывательную. По дороге он занес жуков в свою комнату. Ролинский сидел в «автоматической» комнате, изучая один из электрометров разведчика, который должен точно определять знак заряда облака. Его искалеченная рука быстро-быстро ощупывала каждую деталь прибора. Он так углубился в свою работу, что вздрогнул, увидев перед собой Мака.

— Я бы просил не входить сюда во время работы, — сердито сказал он.

— Простите, — отозвался Мак. — Но сейчас время отдыха, и все очень просят вас идти обедать.

— Знаю, — буркнул профессор, не глядя на мальчика.

— Простите, — повторил Мак, чувствуя, как от сухого тона Ролинского начинает исчезать его веселое настроение. — Я хотел попросить прощения за нашу Дженни. Мне сказали, будто она что-то наделала, пока я был в деревне. Но я бы вам не советовал обижаться на это животное. У нее же совсем немного ума!

Ролинский утратил свой безразличный вид и нервно сдвинул на лоб большие роговые очки, открыв выцветшие усталые глаза.