Виталий Забирко - Все пули мимо

К счастью, на монолог её бесконечный в дверях лечила заспанный появляется.

- Доброе утро, - лыбится подобострастно, но за испражнениями словесными супруги его и не слышно.

Киваю я мрачно и вопрошаю грозно:

- Я кого врачом к парню моему нанял?

Словесный понос бабы зловредной враз обрывается.

- Меня... - лепечет лечила. Явно не соображает, к чему клоню.

- Тогда, если хочешь здесь остаться, сделай так, чтобы половина твоя разлюбезная больше мне на глаза не попадалась, тем более в таком виде! гаркаю я.

Ей бы в цирке в иллюзионе каком выступать. Сгинула с глаз долой, будто её и не было. Но, чувствую, за дверью притаилась, подслушивает. Вот уж, право, нет существа вреднее бабы.

- Как там мой парень? - спрашиваю лечилу, тон понижая.

- В коме, - вздыхает сочувственно лечила. - Но, что поразительно, никаких следов ожогов на теле нет. Видно вовремя его пожарники вытащили.

Ну, это мне понятно. Сам в своё время наблюдал. Хотя в такой сложной переделке Пупсик со мной впервые очутился.

- Где он?

Лечила молча рукой на одну из дверей указывает. Заходим в комнату, на кровати мой пацан, скукожившись, лежит, дышит тяжко, постанывает, кулачками пустыми друг о дружку трёт. Не хватило ему, видать, лекарств...

- В чувство его можно привести?

- Нежелательно, - возражает лечила. - После такого потрясения пациенту лучше выспаться. Я бы даже рекомендовал снотворное дополнительно ввести, чтобы сутки-двое не просыпался. Лучшего лечения, чем сон, для перевозбуждённой психики нет.

Ни фига себе, сутки-двое, он мне сейчас край как нужен! Впрочем, одёргиваю себя, нечего события форсировать. Когда электромотор перегревается, летит обмотка, и тогда проще новый мотор купить, чем старый восстановить. А Пупсика, если дракон его схавает, никто не восстановит...

- Никаких снотворных! - обрезаю жёстко. - И вообще, никаких принудительных действий. Пусть спит, сколько организм его требует. А как проснётся, меня срочно по телефону вызовешь.

- Ему бы успокоительное ввести да обезболивающее, - осторожненько не соглашается лечила, пульс Пупсика щупая.

- Хорошо, - киваю. - Лекарства есть?

- Откуда?

- Тогда пиши рецепты, только те же, что и в прошлый раз выписывал.

Пока он каракули выводил, я по телефону с Оторвилой связался, а затем названия лекарств продиктовал.

- ...И чтоб в момент на "фазенду" доставил. Одна нога там, другая здесь! - заканчиваю с ним разговор.

- Ну, а теперь с тобой все вопросы решим, - говорю лечиле. - Я тебе машину обещал?

Мнётся лечила, неудобно ему будто.

- "Вольва", на которой ты сегодня ночью колесил, твоя, благодушествую.

Шалеет лечила, словно кто обухом его по голове огрел. Слова сказать от счастья негаданного не может, только подбородком трясёт да веками хлопает.

- Жить здесь будешь, чтоб всегда под рукой был. Ну и, - оглядываю критически его костюмчик спортивный с чужого плеча, - одеться тебе прилично нужно. Пусть жена составит список на вас обоих - ей виднее.

Не успел я фразу закончить, как слышу за дверью топот ног быстрый как понимаю, помелась благоверная лечилы список составлять. Представляю, что за список будет - небось, свиток целый. Пусть себе потешится, мне именно сейчас её ушей и не надо.

- И вот ещё что... - понижаю голос. - Сегодня ночью убили моего тестя.

Здесь лечила монументом застывает, челюсть у него отпадает, но я вид делаю, что ничего не замечаю.

- Жена моя в истерике дикой, - продолжаю. - Ей бы чего-нибудь успокаивающего ввести. Сильного, но такого, чтобы завтра за гробом могла идти и вести себя пристойно. Есть такой препарат?

Лечилу только на кивки и хватает.

- Вот и отлично, - треплю его по плечу. - Сам понимаешь, что это только для твоих ушей. Привезут тебе лекарства для пацана, тогда и для Алисы закажешь.

Выхожу из домика, вижу, у особняка "тойота" тёмно-синяя стоит, и Олежка возле неё вышивает, по сторонам поглядывает. Что пёс дворовый, хозяйское мясо слопавший. Вот уж кого пристрелил бы без зазрения совести не люблю таких, кто и нашим, и вашим готов служить. Жаль лимит на трупы, как сказал в своё время Бонза, на сегодня исчерпан.

Замечает Олежка меня и, что с цепи сорвавшись, навстречу метётся.

- Борис Макарович, - начинает скулить ещё издалека, - меня тут вчера против моей воли заставили...

- Нишкни! - обрываю его скулёж. Окидываю взглядом убийственным с головы до ног, и он, по-моему, в штаны себе делает.

"Да чёрт с тобой, - решаю про себя, - живи".

- Зайдёшь сейчас к "бухгалтеру" нашему, - бросаю хмуро, - возьмёшь под расписку пять кусков. Затем заберёшь из этого домика бабу со списком и в город мотнёшь, шмотки покупать. Приедешь назад - до цента рассчитаешься. И не вздумай намылиться - под землёй найду! Понял?

Здесь я морду строю свирепую и такого страху на Олежку нагоняю, что и не пойму, то ли кивает он мне в знак согласия, то ли дрожь его бьёт.

- Так понял?! - переспрашиваю.

- П-пон-нял...

- Тогда чеши... Нет, стоп! Где комната Александра находится?

- В ос-собняке... На п-первом этаже... Уг-гловая...

- Свободен.

Стартанул Олежка, что заяц шустрый стрекача дал.

Захожу я в комнату к Сашку и впервые вижу его "вумат" пьяного, но так и не уснувшего, бодрствующего. Сидит он на тахте, локти на столе, ладонями голову охватил и бормочет что-то невразумительное. Вроде как сам с собой беседу ведёт. На полу одна литруха пустая валяется, на столе вторая, изрядно надпитая, стоит. А из закуси лишь огурцы солёные в тарелке киснут. Пьёт, как кумекаю, по-чёрному.

- Александр! - окликаю его.

Замолкает он, поднимает на меня глаза мутные, и вдруг в них искра разума проскальзывает. Вскакивает он, быстро доверху стаканяру наполняет, по-офицерски во фрунт вытягивается, локоток под прямым углом выпрямляет и тост провозглашает:

- Le roy est mort - vive le roy!*

*Король умер, да здравствует король! (фр.)

Залихватски стакан залпом в себя опрокидывает и тут же, как стоял прямо, так прямо на тахту и заваливается в отключке полной. Сморил его сон наконец-то.

А я стою что болван и не знаю, то ли он меня матом по-иностранному куда послал, то ли честь своим тостом оказал. Хрен поймёшь этих дипломатов недоделанных...

30

Свалилась на меня империя Бонзы что снег на голову посреди лета. И что с ней делать, как управлять, не знаю. Два дня, пока Пупсик в коме пребывал, я умный вид на морду напускал, а сам себя дурак-дураком ощущал. И вижу по глазам ближайших сподвижников Бонзы, что ни в грош они меня не ставят и за моей спиной потихоньку наследство начинают растаскивать, но ничего поделать не могу. Глядишь, через пару недель гол как сокол останусь. Вот так и распадаются империи, поскольку я против Бонзы, что Ельцин против Сталина. Гонору-то много, а вот чегой-то, чтоб державу укрепить, не хватает. Новобранцем себя чувствую, которого первый раз в танк посадили и, ничего не объяснив, приказали танк завести и в атаку идти. А какая атака, какой бой, когда танк посреди города стоит, жилые дома вокруг, люди мирные ходят, машины гражданские туда-сюда снуют? Благо я, в отличие от Ельцина, за рычаги беспорядочно не дёргаю, жду, когда Поводырь мой оклемается. А то таких дров наломать можно, потомки ни в жисть не расхлебают, как сейчас, после нашего дерьмократического режиму...