Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Бейли неловко пошевелился и сказал, заикаясь: — Он не хотел заниматься любовью с дочерью?

— Не глупите. Какая разница? Вряд ли хоть один мужчина на Авроре знает, кто его дочь. Нет. Он ответил — ох, я до сих пор помню его слова: «Ты дура! Если я свяжусь с тобой в этом смысле — как я сохраню свою объективность и какая будет польза от дальнейшего изучения тебя?»

В это время я уже знала о его интересе к человеческому мозгу. Я даже пошла по его стопам и стала роботехником. Я работала с Жискаром в этом направлении и экспериментировала с его программированием. Я ведь хорошо это делала, Жискар?

— Хорошо, Маленькая Мисс.

— Но я поняла, что этот человек не видит во мне человеческое существо. Пусть моя жизнь будет испорчена, лишь бы он не рисковал своей объективностью. Его наблюдения значили для него больше, чем моя нормальность. И тогда я поняла, кто я и кто он, и ушла от него.

В воздухе повисло тяжелое молчание. В голове Бейли слегка звенело. Он хотел спросить: можно ли было не учитывать сосредоточенность крупного ученого, важность большой проблемы? Как могли вы принять всерьез сказанное, возможно, в раздражении, когда человека вынудили к разговору, которого он не хотел? Доктор Василия сосредоточилась на собственной «нормальности» — что бы она ни подразумевала под этим — и исключила две, возможно, самые важные проблемы, стоящие перед человечеством: природу человеческого мозга и заселение Галактики; это было куда менее простительно. Но ничего этого он не сказал. Он не знал, как донести это до этой женщины, и поймет ли он, если она ответит.

Что он делает на этой планете? Он не понимает их жизни, как бы они не объясняли. И они не понимают его. Он устало сказал:

— Мне очень жаль, доктор Василия. Я понимаю, что вы сердитесь, но если бы вы хоть на миг оставили свою злость и подумали о деле доктора Фастольфа и убитого робота, вы, может быть, увидели бы, что мы имеем дело с разными вещами. Возможно, доктор Фастольф желал наблюдать за вами независимо и объективно даже ценою вашего несчастья, однако, это никак не приближает его к желанию уничтожить человекоподобного робота.

Василия покраснела и закричала:

— Неужели вы не поняли того, что я вам сказала? Уж не потому ли я вам все это рассказывала, что думал а, будто кому-нибудь интересна печальная история моей жизни? Вы думаете, мне приятно разоблачать себя таким образом? Я говорила вам все это только для того, чтобы показать, что доктор Хэн Фастольф в самом деле уничтожил Джандера. Наверняка. Я не говорила этого, потому что никто, кроме вас не был так глуп, чтобы спрашивать меня, и из-за дурацких остатков моего уважения к этому человеку. Но теперь вы спросили, и я отвечаю, и, клянусь Авророй, скажу кому угодно, даже публично: доктор Хэн Фастольф разрушил Джандера Пэнела. Я в этом уверена. Вы удовлетворены?

Бейли с ужасом уставился на обезумевшую женщину.

— Я не совсем понимаю, доктор Василия. Зачем доктору Фастольфу разрушать робота? Какое это имеет отношение к его обращению с вами?

Василия порывисто дышала, и Бейли механически заметил, даже не осознавая этого, что, хотя Василия была такой же тонкокостной, как Глэдия, груди у нее были больше. Она старалась овладеть своим голосом.

— Разве я не сказала вам, землянин, что Хэн Фастольф интересовался человеческим мозгом? Он не колеблясь вызовет стресс, чтобы понаблюдать за результатом. И он предпочитает мозг неординарный, например, мозг ребенка, чтобы его можно было наблюдать в развитии. Любой мозг, лишь бы не банальный.

— Но какая тут связь с…

— Спросите себя: почему он заинтересовался чужеземкой?

— Глэдией? Я спросил его, и он ответил. Она напомнила ему вас, и сходство и в самом деле большое.

— Еще раз спрошу вас: вы поверили ему?

— Почему же не поверить?

— Потому что это неправда. Сходство могло привлечь его внимание, но истинная суть его интереса к этой женщине — ее чужеземность. Она воспитана на Солярии, где привычки и социальные аспекты не те, что на Авроре. Он может изучать мозг, совсем отличный от нашего, и получить интересную перспективу. Неужели вы не понимаете этого? Кстати, почему он заинтересовался вами, землянин? Он не так глуп, чтобы вообразить, что вы решите аврорскую проблему, ничего не зная об Авроре.

Внезапно вмешался Дэниел, и Бейли вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:

— Доктор Василия, партнер Илайдж решил проблему Солярии, хотя ничего о Солярии не знал.

— Да, — сказала Василия, — все миры узнали об этом по гиперволновой программе. Озарение могло случиться, но вряд ли Хэн Фастольф думает, что оно случится дважды на том же месте и в быстрой последовательности. Нет, землянин, он привлек вас в первую очередь потому, что вы землянин. У вас другой, чуждый мозг, который можно изучать и манипулировать им.

— Не можете же вы думать, доктор Василия, что он рискнул бы делом чрезвычайной важности для Авроры и вызвал бы кого попало, лишь бы изучить необычный мозг?

— Наверняка мог бы. Об этом я вам и толкую. Нет такого кризиса для Авроры, который был бы важнее для него, чем решение проблемы мозга. Я могу точно сказать, что он ответит, если вы его спросите: «Аврора может возвыситься или пасть, цвести или гнить — все это пустяки в сравнении с проблемой мозга, поскольку, если человек реально познает мозг, все, что может пропасть за тысячелетие по небрежности или неправильным решениям, можно выправить за десять лет, разумно управляя человеческим развитием под руководством „психоистории“. С помощью этого аргумента он оправдывает все — ложь, жестокость, все, что угодно — и скажет, что все должно служить цели продвижения знаний о мозге.

— Я не могу себе представить, чтобы доктор Фастольф был так жесток. Милейший человек.

— Давно ли вы его знаете?

— Несколько часов на Земле три года назад и один день на Авроре.

— Подумать только: целый день! А я была с ним тридцать лет почти постоянно и потом издали следила за ним. А вы были с ним целый день? И за весь этот день он не сделал ничего, что напугало бы или унизило вас?

Бейли молчал. Он думал о неожиданной атаке с помощью прибора для пряностей, от которой его спас Дэниел; о туалете, который представил ему такие затруднения благодаря маскировке; далекую прогулку Снаружи, предназначенную для проверки его способности к адаптации.

— Вижу, что делал, — сказала Василия. — Ваше лицо, землянин, не так непроницаемо, как вы, может быть, думаете. Он пугал вас психозондом?

— Упоминал о нем.

— Один день — и уже упоминал. Я думаю, это вам не понравилось?

— Конечно, нет.

— А была причина для этого упоминания?

— Была, — быстро сказал Бейли. — Я сказал, что у меня мелькнула одна мысль и тут же исчезла, и было вполне естественно намекнуть, что психозонд мог бы ее обнаружить.