Евгений Прошкин - В режиме бога

– Значит, я там не кукла, а тщательно выписанный персонаж, – уточнил Сигалов.

– Да, с тобой можно и поболтать при встрече, – вальяжно произнес Коновалов. – Наверно.

– Почему «наверно»? Вы не пробовали? Никогда не загружали Индекс?

– Я не думаю, что это увлекательное занятие – оправляться в копию реальности, чтобы встретиться там с копией реального человека. Тем более ты даже не узнаешь, что находишься в копии. Вернее, ты-то как раз узнаешь. А вот я – нет.

– Неужели не любопытно?

– У меня здесь забот хватает. Да и нет там ничего любопытного. Что я, что ты – два сыча. Я целыми днями верчусь на работе. Ты до недавнего времени целыми днями прокисал дома с немулем. На что смотреть?

– Ну почему целыми днями… – Виктор вспомнил Мальвину, она тоже говорила о каких-то кретинах, живущих с обручем на голове. Неужели она была права?

– Скажешь, у тебя полно друзей?

– Нет, не скажу.

– Семьи тоже нет. Ты неинтересный человек, Витя. И я тоже неинтересный. Но это не смертельно, все нормальные люди скучны. Выше нос!

– Да я не расстроился, – вздохнул Сигалов, снова отворачиваясь к окну. – Много новостей, сижу вот, обдумываю. И перед школьницей неудобно.

– Перед кем? Перед Леночкой из морфоскрипта?

– Ага…

– Тебе стыдно перед ботом? Перед строчкой кода?

– Не такая уж она и строчка.

– Кем бы она ни была, эта Леночка уже ничего не помнит. Все изменения периодически сбрасываются. Индекс сравнивает себя с реальностью и если находит несоответствия, он их исправляет. Ты можешь наворотить там что угодно, вплоть до мировой войны, но при очередном обновлении всё вернется, Индекс снова будет отражать реальность.

Идея самообновления показалась Виктору знакомой, и вариантов, где он это уже встречал, было не много. Вряд ли кому-то пришло бы в голову использовать этот прием в обыкновенном скрипте. Юзерам нравилось изменять мир, оставлять в нем свои следы, и лишать их этого удовольствия было нецелесообразно. Человек, вырезавший на березе «Гриша + Катя», желал, чтобы это оставалось навечно, – и в любом морфоскрипте это оставалось навечно или до тех пор, пока пользователь не разочаруется в своей Кате и не захочет удалить метку.

– М-да… – выдавил Сигалов. – Вы немножко поскромничали, когда сказали, что у вас рядовая компания.

– Рядовая? Нет, такого я не говорил. Компания у нас выдающаяся – с выдающимся морфоскриптом и не менее выдающимися специалистами.

– Я так и не понял, чем они заняты. Чем занимаюсь я сам в том числе.

– Наше зеркало мира не идеально, к сожалению. Кроме слепых зон, оно содержит неточности, искажения… Ошибки скрипта, одним словом, которые сам Индекс в себе устранить не может. То ли он их не замечает, то ли не считает их заслуживающими внимания. В общем, за ним нужно присматривать.

– Вы мне уже не первый раз говорите про ошибки, но я их не видел, и никто не видел. На чем основана ваша уверенность, что эти ошибки существуют?

Коновалов надолго задумался, потом нажал кнопку в подлокотнике и, когда перегородка в салоне поехала вниз, бросил водителю:

– В офис.

Сигалов уже решил, что ответа не будет, но куратор склонил голову набок и вполголоса произнес:

– Ошибки наверняка есть, ничто в мире не идеально. Нам нужно их найти во что бы то ни стало, и как можно быстрей. Или окончательно убедиться, что Индекс работает без ошибок.

«Чтобы… – мысленно продолжил Сигалов. – Убедиться, чтобы… Что?»

Куратор, однако, пояснять ничего не стал, и незаданный, но очевидный вопрос Виктора повис в воздухе.

Упомянутый Коноваловым цейтнот засел в мозгу тревожащей занозой, Сигалов не мог прекратить об этом думать. Ему нередко приходилось работать под давлением грядущего дедлайна: как любой скриптер, он любил профукать половину времени впустую, а потом наверстывать, считая оставшиеся дни. Но он не понимал, как проблемы личной дисциплины могут касаться целой компании. Ни к каким выводам Виктор так и не пришел, лишь мысленно перечислил неясности.

О каком сроке идет речь?

Что надо успеть к этому сроку?

Что будет, если не успеть?

И четвертый вопрос, о котором он чуть не забыл. Вопрос не менее важный: почему куратор не хочет об этом говорить?

Перед автоматическими дверями офиса Сигалов поправил на груди длинный шнурок с бейджиком. Вняв совету куратора, он оставил костюм в покое и надел брюки цвета зелёнки с футболкой цвета лимона – это была идея Кирилла из Индекса, но хорошие идеи для того и рождаются, чтобы их кто-то заимствовал.

– Сначала к Керенскому зайдем, – сказал Коновалов уже в лифте.

– Игорь Сергеевич, вы бы заранее предупредили.

– Пустяки. – Куратор насмешливо оглядел Виктора. – Творческий человек обязан выглядеть немножко шизоидом, начальству это нравится.

На пересечении коридоров звенел смех. У кофейных автоматов толпилось человек десять – все молодые, все по форме «черный низ – белый верх».

– О-ой, какие у него были глаза-а! – донесся до Виктора задорный девичий голос.

На площадке грохнул хохот.

– Валер, дай мне эту штуку, я еще кого-нибудь разыграю. Нет, ну как он на меня смотре-ел! Это было что-то! Мир перевернулся!

Коновалов индифферентно прошел мимо офисной стайки и направился к кабинету Керенского в конце коридора. Виктор увидел знакомый пучок волос на голове у одной из девушек и остановился послушать.

– А кто это был? – спросили рассказчицу.

– Не знаю, рвань какая-то, – ответила немая. – Велели спуститься встретить. Валер, ну дашь мне эту штуку? Завтра принесешь? Ка-ак же он на меня смотре-ел!

Какой-то парень – вероятно, тот самый Валера, – заметил Сигалова и сделал серьезное лицо. За ним девица с короткой стрижкой и еще один молодой человек – сотрудники по очереди оборачивались, прекращали смеяться и замирали в позе «я просто мимо проходил».

Последней повернулась девушка с отрезанным языком.

– Доброе утро, – сказала она, покрываясь асимметричным румянцем.

– Игорь Сергеевич! – окликнул Сигалов.

– Да? – Тот остановился и сделал два шага назад.

– Мы можем ее уволить? – Виктор показал на немую пальцем.

– Ты уволена, – без раздумий сообщил куратор.

Сигалов про себя сосчитал до десяти и развел руками:

– Шутка.

– Шутка, – равнодушно повторил Коновалов.

Второе объявление произвело больший эффект. На площадке и так было тихо, а теперь казалось, что можно услышать, как в проводах движутся электроны.

Рассказчица сжалась в комок, алые щеки стали каменно-серыми, и по ним одна за другой скатились две бесцветных слезинки.

Виктор подошел к девушке, положил ей ладонь на плечо и прошептал:

– Ты от моей шутки плачешь, а я от твоей чуть не обоссался. Просто будь немножко милосердней.