Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

Стэгг поглядел вниз и впервые сообразил, что он до сих пор голый.

— Ты видел меня вчера ночью? — Он умоляюще взглянул на старика.

Пришла очередь Калторпа потупиться:

— С приставного сиденья — частично. Я прокрался в какой-то дом через толпу и смотрел на оргию с балкона.

— У тебя есть хотя бы какое-то понятие о приличиях? — гневно спросил Стэгг. — И без того плохо, что я не смог справиться с собой. И того хуже — ты был свидетелем моего унижения.

— Ничего себе унижение! Да, я тебя видел. Я же антрополог. И впервые я смог увидеть обряды плодородия вблизи. Ну а как твой друг, я за тебя волновался. Хотя нужды в этом не было: ты смог о себе позаботиться. Да и другие тоже.

— Ты надо мной смеешься? — вспыхнул Стэгг.

— Упаси Господь! Нет, это не насмешка, лишь любопытство. Может быть, зависть. Все дело, конечно, в пантах, которые дали тебе такое желание и такие возможности. Интересно, не вкололи бы они и мне немножко того, что вырабатывают эти органы?

Калторп поставил перед Стэггом поднос и снял с него покрывало:

— Тут такой завтрак, какого ты в жизни не видел.

Стэгг отвернулся:

— Убери. Меня тошнит. И желудок выворачивает, и с души воротит, как подумаю, что я ночью творил.

— А казалось, что тебе это нравится.

Стэгг зарычал в ярости, и Калторп выставил перед собой ладони:

— Я не хотел тебя оскорбить. Но я просто тебя видел, и это факт. Давай, парень, поешь. Посмотри, что мы тебе принесли! Свежий хлеб. Свежее масло. Варенье. Мед. Яйца, бекон, ветчина, форель, оленина — и кувшин холодного эля. И добавку любого блюда.

— Тошнит меня, я же тебе сказал! Есть не могу.

Несколько минут Стэгг молча сидел, глядя на яркие палатки на другой стороне дороги и снующих между ними людей. Калторп присел рядом и закурил большую зеленую сигару.

Вдруг Стэгг схватил кувшин и мощным глотком осушил его наполовину. Поставив кувшин, утер тыльной стороной ладони пену с губ, рыгнул и схватил нож и вилку.

Ел он как будто первый раз в жизни — или в последний.

— Приходится есть, — извиняющимся тоном вставил он между двумя кусками. — Я слаб, как новорожденный котенок. Посмотри, как руки дрожат.

— Тебе придется есть за сто человек, — ответил Калторп. — Да ты и поработал за сотню — даже за две!

Стэгг потрогал панты:

— Здесь они, никуда не делись. Эй! Гляди, они уже не стоят, как вчера вечером! Стали мягкими! Может, они скоро сморщатся и отсохнут?

— Нет. — Калторп покачал головой. — Когда к тебе вернется сила и кровяное давление повысится, они снова встанут. Это не настоящие панты. У оленя это костяные наросты, покрытые роговицей. У твоих, кажется, есть костное основание, но состоят они в основном из хряща, покрытого кожей и кровеносными сосудами. Потому не странно, что они повисли. Странно, как у тебя ни один сосуд не лопнул.

— Что бы эти рога в меня ни качали, — ответил Стэгг, — все выветрилось. Если не считать слабости и усталости, я чувствую себя нормально. Вот если бы от рогов избавиться! Док, ты не мог бы их убрать?

Калторп грустно качнул головой.

Стэгг побледнел:

— Так это повторится снова?

— Боюсь, что да, мой мальчик.

— Сегодня ночью, в Фэр-Грейсе? А следующей ночью в другом городе? И так до… до чего?

— Прости, Питер, но я понятия не имею, сколько это продлится.

Калторп вскрикнул от боли, когда могучие руки сжали оба его запястья. Стэгг ослабил хватку:

— Прости, док. Я завелся.

— Сейчас, — произнес Калторп, осторожно растирая запястья, — можно рассматривать только одну возможность. Мне кажется, что, поскольку все это началось в зимнее солнцестояние, закончиться оно должно в летнее солнцестояние. Где-то двадцать первого-двадцать второго июня. Ты — символ солнца. На самом деле эти люди считают, что ты — само солнце. Тем более что ты сошел с небес на пламенеющей стали.

Стэгг уронил голову в ладони. Между пальцами показались слезы, и Калторп потрепал его по золотистой голове, с трудом удерживая слезы сам. Он понимал, как глубоко горе капитана, если сквозь броню самообладания смогли прорваться слезы.

Наконец Стэгг встал и пошел через поля к текущему неподалеку ручью.

— Надо искупаться, — пробормотал он. — Уж если я должен быть Солнце-героем, то буду чистым Солнце-героем.

— Вот они идут, — сказал Калторп, показывая на толпу людей, ожидающих ярдах в пятидесяти. — Твои верные поклонники и телохранители.

— Сейчас я сам себе противен, — Стэгг состроил гримасу, — но вчера мне нравилось. У меня не было запретов. Сбылась тайная мечта любого мужчины — неограниченные возможности и неистощимая потенция. Я был богом! — Он остановился и снова схватил Калторпа за руку: — Возвращайся на корабль! Укради пистолет, если тебе его не дадут добром. Приходи сюда и застрели меня, чтобы мне снова через это не проходить!

— Извини, но прежде всего я не знаю, где взять пистолет. Том Табак сказал, что все оружие с корабля снято и заперто в тайном месте. Во-вторых, я не могу тебя убить. Пока есть жизнь — есть надежда. Мы выберемся.

— Скажи как? — горько сказал Стэгг.

Но продолжать разговор им уже не дали. Толпа пересекла поле и окружила их. Трудно было продолжать разговор под гудение рогов и грохот барабанов. Визжали свирели, что-то кричали во весь голос мужчины и женщины, и группа красивых девушек настаивала на своем праве искупать Солнце-героя, обтереть его полотенцами и надушить. Очень быстро толпа разлучила их.

Стэггу стало получше.

Под искусными массирующими руками девушек уходила боль в мышцах, солнце поднималось к зениту, и сила Стэгга восстанавливалась. К двум часам в нем звенела сила жизни. Он рвался к действиям.

К несчастью, это был час сиесты. Толпа расселась в поисках тени для отдыха.

Возле Стэгга осталась горсточка верных. По их сонному виду Стэгг догадался, что они бы тоже не прочь прилечь. Но не имеют права: они были его охраной — высокие и сильные мужчины с копьями и ножами. Неподалеку стояло несколько лучников. Их странного вида стрелы вместо широких острых стальных наконечников имели длинные иглы. Несомненно, острия игл были смазаны средством, временно парализующим любого Солнце-героя, который осмелится удрать.

Стэгг подумал, что выставлять охрану глупо. Почувствовав себя лучше, он перестал думать о бегстве. Он даже удивлялся, как могла прийти ему в голову столь несуразная мысль.

Зачем убегать и рисковать жизнью, когда еще столько надо сделать?

Он пошел через поле обратно, сопровождаемый держащимися на почтительном расстоянии стражниками. На лугу раскинулось около сорока палаток, и втрое больше растянулось на траве спящих. Стэгга они в тот момент не заинтересовали.

Он хотел поговорить с девушкой в клетке.

С того самого времени как его поместили в Белый Дом, он все думал, кто она такая и за что ее держат в плену. На все вопросы он получал лишь доводящий до бешенства ответ: «Что будет — будет». Он вспомнил, как видел ее на пути к Виргинии, Главной Жрице. Воспоминание вызвало прилив стыда, испытанного ранее, но он быстро прошел.