Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

— А вот Арва Линкон? — спросил Сарвант, назвав блондинку. — Немыслимо, что женщина такой красоты и аристократической фамилии должна ложиться с каждым встречным.

— Та, та, та, мой дорогой! Не с каждым. Ты, может быть, не заметил, что все входящие сюда мужчины сначала идут к боковому входу. Там мои добрые братья проверяют, что эти люди могут дать здоровое семя. Человек больной или по другой причине не подходящий для отцовства отвергается. А красавец он или урод, мы не обращаем внимания: важны только семя и чрево. Личные вкусы также не учитываются. Кстати, почему бы тебе не пройти осмотр? Нехорошо быть эгоистом и отдавать все свое семя одной женщине. Твои обязанности перед Готией не меньше, чем перед любой ипостасью Великой Белой Матери.

— Я должен идти подметать, — буркнул Сарвант и быстро ушел.

Он закончил с полом в главном притворе, но усилия воли на это ушли колоссальные. Он не мог заставить себя не смотреть время от времени на Арву Линкон. В полдень она ушла и больше в этот день не возвращалась.

Этой ночью он опять плохо спал. Ему снилась Арва, входящая в кабинку с этими мужчинами — всего десять, он их сосчитал. Он помнил, что должен грех ненавидеть, а грешника любить, но из этих десяти грешников он люто ненавидел каждого.

Когда настало утро, он поклялся, что не будет ненавидеть тех, кто придет к ней сегодня. Но уже произнося клятву, он знал, что выполнить ее не сможет.

В этот день он насчитал семерых. Когда уходил седьмой, ему пришлось сбежать в свою комнату от непреодолимого искушения побежать за ним и сомкнуть руки у него на горле.

На третью ночь он молился о наставлении.

Оставить храм, поискать другую работу? Если остаться, он тем самым косвенно утверждает эту мерзость и прямо ей служит. Более того, он может взять на свою совесть ужасный грех убийства и кровь человеческую на руки свои. Этого он не хотел. Нет, хотел! Но этого нельзя хотеть, нельзя!

А если уйти — это значит не сделать ни малейшей попытки уничтожить зло, удрать, как трус. Хуже, тогда Арва никогда не поймет, что участием в этой пародии на религиозный ритуал она наносит пощечину Богу. Выбраться из храма ему хотелось больше, чем хотелось чего-нибудь за всю жизнь — больше даже, чем оказаться на «Терре» и нести Слово невежественным язычникам других планет.

За все эти восемьсот лет он не обратил ни единой души. Но он пытался. Он делал все что мог, и не его вина, если уши их были глухи к Слову, а глаза слепы к сиянию Истины.

На следующий день он подождал, пока Арва в полдень вышла из храма. Тогда он прислонил щетку к стенке и вышел за ней в солнечный, гудящий, грохочущий день дисийской улицы.

— Леди Арва! — позвал он. — Я должен с вами поговорить.

Она остановилась. Лицо ее скрывал капюшон, но ему показалось, что она глубоко стыдится и страдает. Или так ему показалось, потому что он этого хотел?

— Могу я пойти рядом с вами? — спросил он.

— Зачем? — удивилась она.

— Потому что иначе я с ума сойду.

— Не знаю, — заколебалась она. — Ты, правда, брат Солнце-героя, так что идти рядом с тобой не уронит мое достоинство. С другой стороны, у тебя нет тотема и ты делаешь работу нижайших из презренных.

— Да кто ты такая, чтобы говорить мне о низости! — зарычал он. — Ты, принимающая всех, кто приходит!

Она широко раскрыла глаза:

— В чем я не права? И как смеешь ты так говорить с носящей имя Линкон?

— Ты… ты шлюха! — выкрикнул он английское слово, хотя и знал, что она его не поймет.

— Что это значит? — спросила она.

— Проститутка! Женщина, продающая себя за деньги!

— Никогда не слыхала ни о чем подобном, — сказала она. — Что это за страна, из которой ты явился, где сосуд Святой Матери может так себя позорить?

Он постарался успокоиться и заговорил тихим, дрожащим голосом:

— Арва Линкон, я просто хотел с тобой поговорить. Я должен сказать тебе нечто самое важное, что ты можешь услышать за всю свою жизнь. Да, единственно важное.

— Не знаю. По-моему, ты немного сумасшедший.

— Я клянусь, что думать даже не смею причинить тебе вред!

— Клянешься священным именем Колумбии?

— Нет, этого я сделать не могу. Но я клянусь моим Богом, что никогда не причиню тебе вреда.

— Богом! Ты почитатель бога кейсилендеров?

— Нет, не их! Моего! Истинного Бога!

— Теперь я знаю, что ты безумен! Иначе ты не стал бы говорить о боге в этой стране, особенно со мной. Я не буду слушать мерзких богохульств, изрыгаемых твоим гнусным ртом.

Она пошла прочь.

Сарвант сделал шаг вслед за ней. Потом, осознав, что сейчас не время с ней говорить и что он ведет себя не так, как желал бы, повернул обратно. Он сжал кулаки и заскрипел зубами. Идя как слепой, он несколько раз с кем-то столкнулся. Ему вслед неслись проклятия, но он не замечал.

Он вошел обратно в храм и поднял веник.

Этой ночью он снова не спал. Тысячу раз он представлял себе, как будет говорить мягко и мудро, чтобы Арва его услышала. Он покажет ей ложность ее веры так, что она не сможет не понять. И она станет его первой обращенной.

И они рука об руку очистят эту страну, как очистили первые христиане Древний Рим.

Но на следующий день Арва в храм не явилась. Он пришел в отчаяние. Может быть, теперь он не увидит ее никогда?

Потом до него дошло, что это именно то, чего он добивался Может быть, он достиг большего, чем сам думал?

Но как увидеть ее снова?

На следующее утро Арва, все еще одетая в платье бесплодной женщины, вошла в храм. Когда он поздоровался, она отвела глаза и промолчала. Помолившись у подножия кариатиды, где она обычно садилась, она прошла в глубь храма и о чем-то серьезно заговорила с епископом.

Сарванта охватил страх, что речь идет о нем. Разумно ли было ожидать, что она промолчит? В конце концов в ее глазах кощунством было уже то, что он находился в этом священном — для нее — месте.

Арва заняла свое место у подножия кариатиды.

Епископ жестом подозвал Сарванта.

Он положил веник и нетвердыми шагами приблизился. Была ли ему предначертана миссия остаться здесь, сейчас, чтобы посадить одно зерно веры, которое прорастет после его ухода? И если он сдастся, Слово будет потеряно навеки, ибо он последний в своей секте.

— Сын мой, — произнес епископ, — до сих пор лишь иерархия знала, что ты пока еще не верующий. Ты должен помнить, что тебе, как брату Солнце-героя, дали огромную привилегию. Будь ты кем-нибудь другим, тебя бы давно уже повесили. Но тебе дали месяц на то, чтобы убедиться в ложности твоих путей и испытать правду. Твой месяц еще не окончен, но я должен предупредить тебя: относительно твоих ложных верований держи язык за зубами. Иначе срок будет сокращен. Я обеспокоен, поскольку я считал, что твоя просьба о работе была выражением желания принести жертву Матери Всех Нас.