Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Ах вот ты где, мама. Хотела закричать, но не смогла. Что-то заморозило твой голос, как и мой. Ты упала. Я иду, мама. Встаю с кровати. Слабый, но ходить могу. Мам, не лежи на полу. Изумленная. Неподвижная. Это у меня паралич, а не у тебя.

Нет, нет у меня паралича, не у этого меня. Мама! Я иду! Моя другая сущность! Я выхожу из собственного тела! Я выбрался! Я проломал выход, продираясь наружу, мама. Я чуть не умер там внутри. В темноте, тесноте и сырости, мама. Там я ускользал, и повсюду была боль — снаружи и внутри. Жуткая боль, мама! И страх, безумный страх, не мог выбраться, мой живот сейчас взорвется... Что? Что я говорю? Мама! Все кружится и ускользает, вместе со мной!

Мамуля, я не хотел пугать тебя. Я не виноват, что весь в крови. Мама! Искупай же своего милого мальчика в ванночке. Навсегда, ма, навсегда!

Твой малыш вернулся! Твой маленький ангелочек с тобой, мам. Смой с меня старую дурную кровь.

Кровь! Слезы тут не помогут, мама.

В моей кроватке лежит мертвый человек, ма, а вместо живота у него кровавое месиво.

Президент США сидел за столом мэра Верхнего Центрального Лос-Анджелеса (уровень 1-й). О том, где сидеть мэру, особо заботиться не пришлось. Его кабинет оказался бы заполнен до отказа только в том случае, если бы в город вдруг съехался весь электорат.

В огромном зале собрались главы правительственных департаментов и начальники отделов, сенаторы, губернаторы штатов , магнаты индустрии и просвещения, председатели профсоюзов и президенты объединений ГОПов. Почти все они смотрели на телеэкраны, занимавшие часть изогнутой стены.

В огромное окно позади президента не смотрел никто, хотя через него открывался вид на полгорода. В голубом небе над зданием мэрии виднелось лишь несколько пушистых облаков. Летнее солнце только что миновало зенит, но с океана тянуло прохладным ветерком, и температура нигде в городе, не поднималась выше 23 градусов. Из 200 000 приезжих по меньшей мере треть толпилась вокруг гидов. Почти все ручные телекамеры репортеров, размером с футбольный мяч, были в эти минуты направлены на одного человека.

Ведущий от правительства:

— Леди и джентльмены, вы только что познакомились с большей частью этого города и теперь знаете о нем почти столько же, сколько узнали бы, сидя дома у телевизора. Вы видели все, кроме интерьеров этих домов, кроме внутреннего устройства этих ваших будущих жилищ. Вы поражены тем, что выстроили здесь Дядя Сэм и штат Калифорния, — этой Утопией, этим Изумрудным Городом из страны Оз, в котором каждый из вас чувствует себя Волшебником...

Придирчивая зрительница (массивная чернокожая женщина, магистр педагогики по специальности «электронное обучение в начальной школе»):

— Эти дома больше похожи на те яйца, которыми Дороти напугала короля Нома!

Ведущий (ухитрившись злобно взглянуть на нее, в то же время сохранив на лице улыбку):

— Мадам, вы выступаете, словно какой-нибудь вражеский агент! Вам бы надо вместо свидетельства о бедности выдать свидетельство о вредности!

Зрительница (надувшись):

— Я на вас в суд подам за публичное оскорбление и насмешки! »

Ведущий (окинув взглядом ее слоноподобную тушу):

— Подавайте, подавайте. Ничего удивительного, что у вас все мысли о яйцах, — вы сами на яйцо похожи!

Толпа рассмеялась. Президент недовольно засопел и что-то сказал в маленький круглый микрофон, пристегнутый к запястью. Какой-то человек среди толпы, услышав слова президента в наушниках, произнес что-то в свой микрофон, но ведущий отмахнулся с таким видом, словно хотел сказать: «Это моя передача! А кому не нравится, может пойти и утопиться в озере! »

Ведущий:

— Люди, вы видели искусственное озеро в центре города, окруженное общественными и другими зданиями. Вы видели Центр народного искусства, Народный рекреационный центр, больницу, университет, научно-исследовательский центр и ПАНДОРу — Публичный автоматизированный народный даровой общедоступный распределитель. Вы были восхищены и поражены сказочной страной бесплатных благ, которые предлагают вам Дядя Сэм и штат Калифорния. Здесь вы в изобилии найдете и товары первой необходимости, и предметы роскоши, потому что, как вы знаете из передач федерального телевидения, «Роскошь — это необходимость». Если вам чего-то захотелось — что бы это ни было, — приходите в ПАНДОРу, нажмите кнопку-другую, и — р-раз! — вы так богаты, как вам и не снилось!

Зрительница:

— Когда люди открыли ящик Пандоры, все беды мира вылетели наружу, и тогда...

Ведущий:

— Не перебивайте меня, мадам! Время у нас строго ограничено...

Зрительница:

— Это почему? Куда нам спешить?

Ведущий:

— Сказал бы я вам, мадам, куда вам спешить.

Зрительница:

— Но...

Ведущий:

— Никаких «но», мадам! Лучше сядьте на диету.

Зрительница (изо всех сил стараясь сдерживаться):

— Не смейте переходить на личности, нахал! Ну да, я не какая-нибудь там пигалица, и с правой бью так, что не поздоровится, имейте это в виду. Так вот, ящик Пандоры...

Ведущий отпустил непристойную шутку, вызвав хохот толпы. Зрительница что-то кричала, но за шумом ее не было слышно.

Президент беспокойно заерзал на стуле. Кингбрук, 82-летний сенатор от штата Нью-Йорк, громко крякнул и сказал:

— Чего только они не позволяют себе теперь на телевидении. Просто безобразие...

Некоторые экраны на стенах кабинета показывали отдельные части города. На одном Верхний Центральный Лос-Анджелес был виден с вертолета, летевшего вдоль берега океана. С такого расстояния камера смогла охватить все гигантское сооружение, включая сотню саморегулирующихся цилиндров-подпорок, на которых стоял гигантский пластиковый куб, и телескопические шахты лифтов, свисающие из-под его днища. Внизу, в тени куба, виднелся центр старого города, а вокруг — зазубренные контуры остальной части Лос-Анджелеса и примыкающих к нему городов.

Президент ткнул сигаретой в сторону этого экрана и сказал:

— Взгляните на двадцать четвертый экран, джентльмены. Внизу — темное прошлое. Жалкий муравейник, раздираемый распрями. А над ним — светлое будущее. Шанс, предоставляемый каждому, чтобы в полной мере реализовать свой человеческий потенциал.

Ведущий:

— Прежде чем мы с вами войдем в этот дом, который внутри точно такой же, как и любое другое жилище...

Зрительница:

— Это черт знает что, а не жилище. Они и снаружи все одинаковые.