Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Ведущий:

— Мадам, не будите во мне зверя. Так вот, люди, вы заметили, что все здания, и общественные, и частные, устроены наподобие яиц. Эта футуристическая конструкция была избрана потому, что, согласно самым последним теориям, форму яйца имеет сама Вселенная. Никаких углов, одни только кривые, бесконечность, заключенная в конечное пространство, понимаете?

Зрительница:

— Не понимаю!

Ведущий:

— Попробуйте скинуть немного жира, мадам, и тогда сможете угнаться за всеми остальными. Яйцевидная форма создает ощущение беспредельного пространства и в то же время уюта и безопасности. Когда вы войдете внутрь...

Каждый дом представлял собой большое гладкое белое яйцо из пластика, которое покоилось на толстой подпорке в виде усеченного конуса в 18, 28 метра над поверхностью города. (Для пожилых зрителей, так и не сумевших привыкнуть к новой системе мер, комментатор за кадром пояснил, что 18, 28 метра — это 60 футов. ) По обе стороны конуса шли лестничные клетки, каждая из которых заканчивалась у горизонтального люка в нижней части яйца. Люки открывались автоматически, позволяя войти в дом. У основания конуса тоже была дверь, а в нем — лифт для больных, калек и, как выразился ведущий, «просто лентяев, ведь каждому гарантировано право быть лентяем». Внутри полого основания располагались также несколько электрических тележек для разъездов по городу.

Президент увидел, как нахмурился при виде этих тележек Кирсон, автомобильный магнат из Детройта. Десять лет назад автомобильная индустрия окончательно отказалась от двигателей внутреннего сгорания и перешла к выпуску автомобилей на электрической и ядерной тяге, а теперь Кирсон увидел, что и они обречены. Президент отметил про себя, что позже надо будет его успокоить и приободрить.

Ведущий:

— «Разнообразие в единообразии», люди! Вы много слышали про это по федеральному телевидению, и прекрасный пример — дома, которые вы видите. Эту даму беспокоит, что все они выглядят одинаково, — так вот, каждый владелец дома может раскрасить его снаружи по собственному вкусу. Все дозволено — от репродукций Рембрандта до психоделических галлюцинаций или непристойных картинок, если у вас на это хватит духу. У нас полная свобода, включая свободу слова...

Зрительница:

— Будет похоже на корзинку с пасхальными яйцами.

Ведущий:

— Вот это верно, мадам, а Дядя Сэм — настоящий большой пасхальный кулич!

Ведущий повел группу зрителей внутрь дома, и на экранах появились сначала центральный открытый атриум, потом кухня и десять комнат, чтобы всем было видно, какое богатство приобретут будущие обитатели дома задаром.

— Задаром! — проворчал сенатор Кингбрук. — Да с налогоплательщиков на это сдирают не три, а тридцать три шкуры! Это их пот и кровь!

— В будущем необходимости в этом не будет, я вам потом все объясню, — мягко сказал президент.

— Не надо нам ничего объяснять, — сказал Кингбрук. — Все мы прекрасно знаем про экономику изобилия, которая сменит экономику дефицита. И про ваши планы переходного периода — вы называете его ПРЭ, «прогрессивно-регрессивная экономика», но я бы назвал это иначе — шизофренический бред при белой горячке!

Президент с улыбкой заметил:

— У вас еще будет возможность высказаться, сенатор.

Мужчины и женщины, сидевшие в кабинете, некоторое время молчали, глядя, как ведущий расхваливает прелести и достоинства дома с его звуконепроницаемыми стенами, бассейном посреди открытого атриума, мастерской со всевозможным оборудованием, кладовой, спальнями-гостиными, телевизорами в каждой комнате, убирающейся надувной мебелью, кондиционером, библиотекой микрофильмов и прочим.

Зазывала от правительства:

— Это просто сказка! Куда лучше, чем какая-нибудь трущоба на поверхности земли, где не дает покоя шум и кишат крысы!

Ведущий (цитируя лозунг федерального телевидения):

— «Будьте счастливы и свободны, как птицы в небе! » Вот почему все называют это Птичьим городом, а его обитателей — •вольными птицами! Все — на высшем уровне! И каждый свободно получает все задаром!

Зрительница:

— Кроме свободы жить где пожелаешь и в таком доме, в каком захочется!

Ведущий:

— Мадам, если вы не миллионерша, то вам не по карману иметь такой дом на земле, который хоть чем-то отличался бы от всех остальных. И к тому же вам пришлось бы постоянно бояться поджога. Вам все не по вкусу, мадам, — вы будете ворчать, даже если для того, чтобы вас повесить, петлю сделают из самой новехонькой веревки!

Группа зрителей вышла из дома, и ведущий обратил их внимание на то, что, хотя они и в трех сотнях метров над землей, здесь повсюду деревья и трава — целые маленькие парки. А если кто-то захочет поудить рыбу или покататься на лодке, то к его услугам озеро — оно в том квартале, где все муниципальные учреждения.

Зазывала:

— Вот это жизнь!

Ведущий:

— Купол над городом точь-в-точь похож на небо, которое снаружи. Вместо солнца — его электронное изображение, и оно движется по небу точно так же, как настоящее. Только вам не придется беспокоиться, что станет слишком холодно, или слишком жарко, или пойдет дождь. У нас тут есть даже птицы.

Зрительница:

— А как насчет ласточек? Вот придет весна, и как они попадут сюда без пропуска?

Ведущий:

— Мадам, вы просто нахалка! Почему бы вам не...

Президент встал из-за стола. Лицо Кингбрука, иссеченное морщинами, рытвинами и складками, свидетельствовавшими о глубокой старости, сейчас побагровело от гнева и напоминало раскаленную лаву на склоне вулкана сразу после извержения. Раскаты его баса давили на барабанные перепонки сидевших в кабинете, словно они оказались в барокамере.

— Отважный новый концлагерь, джентльмены! Пятьдесят миллиардов долларов на то, чтобы построить жилище для пятидесяти тысяч человек! Великий банкротополис будущего! А на то, чтобы расселить по таким разукрашенным курятникам население только этого штата, понадобится, по моим расчетам, триллион!

— Нет, если мы введем в действие ПРЭ, — возразил президент. Он поднял руку, чтобы стало тихо, и продолжал: — Я бы хотел послушать Гилдмена, джентльмены. Потом мы сможем посовещаться.

Сенатор от штата Миссисипи Бокамп пробормотал:

— Триллион долларов! Хватило бы на пропитание, кров и образование для всего населения моего штата в течение двадцати лет!

Президент дал знак выключить все экраны, кроме канала федерального телевидения. Каждая частная телекомпания вела свой репортаж, но важнее всего было то, что скажет федеральный комментатор. Он задавал тон, ему подражали — пусть и неохотно — комментаторы остальных телекомпаний. На них было оказано немалое давление, вплоть до прямых угроз, и никто не решался выступить против президента напрямик. Но если средства массовой информации еще можно было удержать в каких-то рамках, то свободу слова отдельных граждан никто не ограничивал: ведь обществу нужен предохранительный клапан. Время от времени тот или иной гражданин получал возможность высказаться по телевидению или по радио. И лихие кавалерийские наскоки на президента следовали один за другим со всех сторон. Его осыпали бранью, называли ультрареакционером, выродком-либералом, коммунистом, фашистом, гиеной, свиньей, пуританином, извращенцем, Гитлером и так далее, а его чучела торжественно сжигали столько раз, что один предприимчивый чучельщик заработал на них целое маленькое состояние — впрочем, из-за налогов оно стало еще меньше.