Евгений Войскунский - Только один миг (сборник)

Но никто не хватал старика, и вообще никто не шевелился у него за спиной. К'о осторожно обернулся. Урм лежал ничком, и из раны на боку капала на белый камень его прозрачная желтая кровь. Она шипела на камне и текла тоненькой струйкой прямо на цветы, росшие рядом. Уже многие из них почернели и поблекли. Ужас охватил К'о. Вот он лежит, умирающий урм, течет его ядовитая кровь, от которой даже камень шипит, как змея, вянут и умирают от этой крови цветы. И этот один жалкий урм смог обратить в бегство бессмертное племя йамаров. Сам Великий бежал, как трусливый ткали… А теперь этот урм лежит без сознания рядом со стариком К'о. И может старик сделать с ним все, что ни пожелает. К'о поднял с земли большой камень, потихоньку подошел к урму и, забыв боль в пояснице, быстро и решительно опустил камень на блестящую лысую голову пришельца. Голова громко хрустнула. Даже слабые звуки внутри урма прекратились. Урм стал неподвижен, как священная скала, где обитают снежные духи Эгу.

К'о засунул руку в сумку урма, вытащил тяжелый каменный топор вождя и заплясал, потряхивая седой гривой.

Священный топор Великого у него в руках! Никто еще, кроме Хн и урма, не дотрагивался до его блестящих граней. У кого топор — у того и сила. Кто теперь Хн? Никто! Теперь он, К'о, — Великий! Кто убил урма? Может быть, вождь? Нет, он бежал быстрее женщин. Может быть, кто-нибудь из молодых охотников? Нет, они попрятались, как мухи от мороза. Он, К'о, убил урма. У него в руках священный топор, у него власть, у него сила!

Сильный удар кулаком свалил К'о с ног. Хн стоял над ним и посматривал по сторонам. Вокруг собирались охотники. Поодаль толпились женщины.

Хн плюнул на старика.

— Старый болван! Помёт урма! Возомнил себя Великим! Лижи мои пятки!!!

Но К'о уже ничего не слышал. Глаза у него закатились, а веки тихо подрагивали…

Хн, зло бормоча, отвернулся от старика и подошел к урму.

— Он мертв! Теперь он совсем мертв.

— Он мертв! — завопили охотники. Они вскочили на урма и стали топтать его ногами.

Один из охотников завыл и схватился за ногу. Ступня была разрезана, струей бежала кровь. Никто и не обратил на него внимания. Все бешено топтали неподвижное тело урма. В его чреве позвякивали странные внутренности.

— Этот урм весь каменный, — сказал один из охотников.

— Но разве камень живой? — спросил другой.

— Нет, камни мертвы.

— Так как же каменные урмы могут быть живыми?

— Кто же это?

Вдруг что-то еще раз щелкнуло внутри разбитого урма.

— Люди Земли приветствуют… — урм захрипел и замолк.

— Это не урм! — с ужасом сказал Великий. — Это фурык…

Фурык — слово, происходящее из языка древних йамаров (см. том 31), коренных жителей планеты Улисс звездной системы К-131Н. Йамары впервые замечены на Улиссе экспедицией 2532 года, однако наладить связь с ними долго не удавалось, йамары уничтожали роботов-парламентаров. Лишь в 2877 году был установлен первый контакт, после этого за короткий срок йамары прошли путь от каменного века до вершин современной цивилизации. (См. том 32. «Йамарская наука, литература и искусство».) Слово «фурык», означавшее у древних йамаров состояние между жизнью и смертью, в настоящее время потеряло свой первоначальный смысл и употребляется на Улиссе для обозначения шагающих автоматов различного назначения.

«Всемирная Энциклопедия», 3045 год.

том 174 («Фикус — ФЭ»), стр. 797.

Это просто сон. Я расскажу его точно, как видел. Ни до этого раза, ни потом не снились мне такие подробные и яркие сны. Все помню так отчетливо. Помню, как трогал старые перила в лунном доме и рука ощущала теплое дерево: волнистые прожилки и крепкие затылочки сучков, отшлифованных многими ладонями. Помню, как пружинили доски деревянного тротуара, когда на них качался Братик. Помню, какой большой и выпуклой была тогда луна…

Я видел, что мне одиннадцать лет и я приехал на каникулы к дяде в Северо-Подольск. Не знаю, есть ли на свете такой город. Если и есть, то не тот и не такой. А дядя и вправду есть, но живет он в Тюмени. Впрочем, это неважно, в рассказе он все равно не участвует.

Сон мой начинался так: будто я проснулся в дядином доме, в пустой деревянной комнате, звонкой, как внутренность гитары. И понял, что пришло хорошее утро.

Утро и в самом деле было славное. Весело ссорились воробьи, и чириканье их громко отдавалось в комнате. Часто вскрикивали автомобили. В большом городе такого не услышишь.

Я и раньше знал, что дядин дом стоит у крепостного холма, но не думал, что так близко. Окно смотрело прямо в заросший откос. Он был щедро усыпан цветами одуванчиков. Неба я не видел, но одуванчики горели так ярко, что было ясно: солнце светит вовсю.

Я машинально потянулся за одеждой. На спинке скрипучего стула оказались старенькие синие шорты и клетчатая рубашка. Я таких у себя не помнил, но было все равно. Оделся. Заметил, что рубашка чуть маловата и одна пуговица болтается на длинной нитке.

Потом я распахнул окно. Зеленый с желтой россыпью откос как бы качнулся мне навстречу. Я встал на подоконник и прыгнул в утро, полное травы и солнца.

Я стал подниматься по холму к развалинам белых башен. Солнце сразу взялось за меня. Даже сквозь рубашку я чувствовал его горячие ладони. Старенькие кеды скользили по траве, и я немного устал. Вытянул руки и лег лицом в желтые одуванчики. Они были мягкие и пушистые. Вы замечали, что у них даже запах какой-то пушистый? Запах летнего утра. Пахло еще травой и землей, но этот пушистый запах был сильнее.

Лежал я недолго. Солнце слишком припекало спину, я вскочил и одним броском добрался до остатков крепости. Только снизу они казались белыми. Здесь камень был светло-серый, с рыжими подпалинами какого-то лишайника.

Стены почти все были разрушены. Уцелевшими выглядели только две остроконечные шатровые башни. Совсем такие, как рисуют в книжках с русскими сказками. А еще на холме был высокий собор с заколоченным крест-накрест входом, полуразрушенная часовенка и низкий каменный дом. Тоже пустой.

И тихо-тихо. Ни кузнечиков, ни воробьев.

Я оглянулся на город. Увидел коричневое железо крыш, темную зелень тополей, электричку, бегущую по желтой насыпи, два подъемных крана… Там все было так, как нужно. А здесь было не так. Я оказался как бы на острове.

У разрушенной стены валялась чугунная пушка с выпуклым двуглавым орлом на черной спине. Чугун был теплый и шероховатый, весь в оспинках. Я поглядел на уснувшую пушку, перелез через камни и вошел в густую траву. Хорошо помню это ласковое ощущение детства: идешь по высокой траве, раздвигаешь ее коленками, и метелки травы мягко щекочут кожу.