Ларри Нивен - Мошка в зенице Господней. Хватательная рука

Итак, Бери проводил бесконечные часы за столом на мостике, а офицеры и с «Ленина», и с «Макартура» предпочитали сидеть с ним в его каюте, заполненной гораздо меньше, чем офицерская кают-компания. Было довольно легко говорить с офицерами «Ленина» о мошкитах — хоть они и приходили группами, но были любопытны. После десяти месяцев, проведенных в системе Мошки, большинство из них никогда не видели мошкитов. Всем хотелось послушать о чужаках, и Бери был готов рассказывать.

Промежутки между робберами растягивались, когда Бери принимался оживленно говорить о мире мошкитов, о Посредниках, которые могли читать мысли, хотя и говорили, что это не так, о Зоопарке, о Замке, о поместьях баронов, выглядевших как укрепленные крепости — Бери, конечно же, отметил эту деталь. И каждый раз разговор переходил на опасности. Мошкиты не торговали оружием и даже не показывали его, потому что планировали нападение и старались сохранить свою сущность в тайне. Они заселили «Макартур» Домовыми — это было первое, что сделал первый же мошкит, которого они встретили, — и эти коварно полезные и милые зверьки захватили корабль и едва не удрали на нем со всеми военными секретами Империи. Только бдительность адмирала Кутузова предотвратила это несчастье.

И кроме того, мошкиты считали себя более разумными, нежели люди. Они смотрели на человечество как на зверей, которых можно приручить — если получится, лаской, — превратив в еще одну касту, прислуживающую почти невидимым Мастерам.

Он говорил о мошкитах и ненавидел их. Страшные сцены возникали у него в мозгу, иногда — когда он просто думал о мошкитах, и всегда — когда он пытался уснуть. Его преследовали кошмары о космических скафандрах и боевом обмундировании. Они приближались к нему, и три пары крошечных глаз выглядывали через лицевую пластину. Иногда сон кончался тучей паукообразных шестилапых чужаков, умирающих в вакууме и плавающих вокруг человеческой головы, — тогда Бери засыпал. Но иногда кошмар кончался тем, что Бери беззвучно кричал охране «Ленина», пока одетая в скафандр фигура приближалась к кораблю. После этого Бери просыпался в холодном поту. Нужно было предупредить екатерининцев.

Они выслушали его, но не поверили, Бери чувствовал это. Они слышали его крик до того, как он попал на борт, слышали вопли по ночам и считали, что он сумасшедший.

Уже не единожды Бери благодарил Аллаха за Бакмана. Астрофизик был странным человеком, но Бери мог говорить с ним. Первое время «почетный караул» космодесанта, стоящий у дверей каюты Бери, удивлял Бакмана, но вскоре ученый перестал замечать их, как не замечал наиболее необъяснимых поступков своего приятеля.

Бакман изучал работы мошкитов, касающиеся Глаза Мурчисона и Угольного Мешка.

— Отличная работа! Есть некоторые вещи, которые я хотел бы проверить лично, и, кроме того, меня не устраивают кое-какие их предположения… но этот чертов Кутузов не дает мне воспользоваться телескопом «Ленина».

— Бакман, возможно ли, чтобы мошкиты были более интеллигентны, чем мы?

— Видите ли, те, с которыми я имел дело, сообразительнее большинства людей, которых я знаю. Скажем, мой зять… Впрочем, вы, конечно, спрашиваете в целом, верно? — Бакман задумчиво почесал челюсть. — Они работают быстрее, чем я, и делают работу чертовски хорошо, но они более ограниченны, чем думают. За весь свой миллион лет они имели возможность изучить только две звезды.

Как видим, представления Бакмана об интеллигенции тоже были достаточно ограниченны.

Вскоре Бери отказался от попыток предупредить Бакмана об угрозе со стороны мошкитов. По мнению Бери, он был безумен, впрочем, безумным Бакмана считали все.

Хвала Аллаху за Бакмана.

Прочие гражданские ученые были достаточно дружелюбны, но в отличие от Бакмана хотели от Бери только одного: анализа возможности торговли с мошкитами. Бери мог сделать его в девяти словах: Покончить с ними, пока они не покончили с нами! Даже Кутузов находил это суждение преждевременным.

Адмирал выслушал его достаточно вежливо, и Бери считал, что убедил его в том, что послы мошкитов должны быть оставлены здесь, что только идиоты вроде Хорвата могут взять врагов на борт единственного корабля, способного предупредить Империю о чужаках. Впрочем, полной уверенности у него не было.

Все это являлось превосходной возможностью для проверки на практике терпения Горация Бери. Если его терпение давало трещину, знал об этом только Набил, а Набил не удивлялся.

В офицерской кают-компании «Ленина» висел портрет императора. Изображение Леонидаса IX было окружено со всех сторон флагами Империи и боевыми знаменами и смотрело вниз на длинный стальной стол. Картины военных сражений из истории Первой и Второй Империй висели на всех переборках, а в одном углу перед иконой Св. Екатерины горела свеча. Имелась даже специальная вентиляционная система, чтобы поддерживать ее горение при нулевой силе тяжести.

Дэвид Харди не сумел сдержать улыбки при виде этой иконы. Мысль о подобной вещи на борту корабля с таким названием была довольно забавной; Харди полагал, что даже Кутузов ничего не знал об истории коммунизма — в конце концов, это было так давно, — или же просто верх взяли его русские национальные симпатии. Наиболее вероятным было первое предположение, поскольку для большинства имперцев Ленин был героем из далекого прошлого, человеком, известным по легенде, но не более. Подобных было много: Цезарь, Иван Грозный, Наполеон, Черчилль, Сталин, Вашингтон, Джефферсон, Троцкий, почти все они — современники друг для друга (для всех, кроме дотошных историков). Доатомная история имела тенденцию к сжатию, если смотреть с такого большого расстояния.

Офицерская кают-компания начала заполняться, когда ученые и офицеры, входя, занимали свои места. Космодесантники зарезервировали два места — одно во главе стола, второе справа от него, хотя Хорват пытался занять его. Министр по науке пожал плечами, когда десантник возразил ему на быстром русском, и направился к другому концу, где вытеснил с места какого-то биолога, а затем попросил пересесть другого ученого, освободив место справа от себя, и предложил его Дэвиду Харди. Если адмиралу захотелось поиграть в престиж — пожалуйста, но Энтони Хорват тоже кое-что знал об этом вопросе.

Он смотрел, как собирались остальные. Каргилл, Синклер и Реннер вошли вместе. Затем появились Салли Фаулер и капитан Блейн… Странно, подумал Хорват, что Блейн входит теперь в переполненную комнату вообще без всяких церемоний. Десантник указал им места слева от адмиральского, но Род и Салли сели в середине. «Он может позволить себе это, — подумал Хорват. — Он был рожден для этой должности. Что ж, мой сын тоже будет таким. Моей работы в этой экспедиции будет достаточно, чтобы внести меня в очередной почетный список…»