Борис Батыршин - Третий Меморандум

– Хорошо излагает, собака, – сказал он с некоторым удивлением. – «Ответственность за судьбы теллурийского человечества…» Умный, пес. Даже странно, что среди этих павианов такой нашелся…

– Да уж, умный. – Казаков недовольно дернул щекой. – Ты обратил внимание, как он мягко нас заложницами шантажирует? Нет, ну что ты скажешь?

– Надо бы Совет запросить, – осторожно предположил Голубев. – Хотя, конечно, условия явно недостаточны…

– Вот-вот! – Казаков оживился. – Совет! Я сам знаю, что надо… Я, в конце концов, представитель, нет?

– Ну-у… – неопределенно промямлил Голубев,

– Да не бойся ты! – Казаков примерно понимал чувства Голубева. Ему хотелось, как говориться, и рыбку съесть, и на… сесть: и героическим победителем вернуться в Первоград, и не терять больше людей. С одной стороны, если уж не победоносная война, а почетный мир – то опять-таки как его, Голубева, заслуга, а не Совета; а с другой стороны, союзнички-триумвиры будут недовольны.

– Следи, что я сейчас напишу. – Казаков достал из своего планшета тетрадь и ручку. Подумал, заменил ручку на перьевую, пояснил: «Так красивее…»

ПИСЬМО КАЗАКОВА И ГОЛУБЕВА ГЕРЦОГУ РОМАНУ

Его Высочеству герцогу Рокпилса Роману – от командующих Союзной армией, Координатора Совета ТСРГ А. Казакова и капитана А. Голубева

Ваше Высочество! Как человек, несомненно, умный, Вы должны понимать, насколько недостаточны предложенные Вами мирные условия. Во-первых, мы не можем допустить, чтобы убийцы наших товарищей были преданы суду пристрастному, который, конечно же, найдет способ их выгородить. Во-вторых, взятие нами двух поселков позволило нам составить мнение о практикуемом в Вашем государство способе управления. И то самое «чувство ответственности за судьбы теллурийского человечества» о котором Вы упомянули, не дает нам права бросить сотни бесправных, порабощенных людей на произвол судьбы. С другой стороны мы, конечно, тоже не хотим кровопролития и не желаем бесполезных жертв. Поэтому мы имеем заявить Вам следующее:

I. Прежде всего, как бы ни повернулись события, будет или нет достигнута между нами договоренность, продолжится или нет война и несмотря на то, как она повернется – пленникам и женщинам должна быть обеспечена безопасность. Мы тожественно заявляем, что в случае, если их попытаются использовать, как заложниц и хотя бы одна из низ как-либо пострадает – все легионеры будут уничтожены без суда и следствия, хоть бы для этого пришлось десять лет осаждать Рокпилс или преследовать беглецов через весь материк.

II. Теперь излагаем наши условия мира.

Во-первых, разумеется, как Вы и написали, немедленный обмен пленными, возвращение Вашей стороной всего захваченного при налете.

Во-вторых, возмещение Вами убытков, как то также было изложено в Вашем послании.

В-третьих: Вы должны отказаться от власти над всеми захваченными поселками, кроме собственно Роптилса и Конезаводска, и отозвать отовсюду гарнизоны.

В-четвертых, Ваша власть сохраняется в Рокпилсе и Конезаводске, но Вы предоставляете всем жителям этих поселков гражданские права, и свободы.

В-пятых, Ваша сторона выдает нам для следствия и суда всех легионеров, участвовавших в нападении на Новомосковск.

В-шестых, для наблюдения за исполнением вышеизложенных пунктов вы принимаете у себя Посла ТГЯТ; в свою очередь, мы будем тогда готовы принять у себя в Первограде Вашего посла.

Наконец, в-седьмых, численность вооруженных сил Вашего государства устанавливается не выше 40 человек; все излишнее оружие, в том числе все пулеметы, уничтожается, либо передается ТСРГ в порядке вышеупомянутой компенсации»

Таковы условия, которые мы предлагаем Вам от имени Консульского Совета и от лица народа ТСРГ. Мы даем Вам 48 часов на их обдумывание; считая еще 6 часов на то, чтобы гонец достиг Рокпилса – получается 54 часа от настоящего времени. Если в 3 часа ночи 19 августа мы не получим ответа, то будем считать себя вправе возобновить военные действия.

– Вот такие вот пирожки с котятами, – сказал Казаков, когда белый круп парламентерской лошади скрылся в сайве. – Будем ждать.

– Думаешь, согласится? – с сомнением спросил Голубев.

– Если такой уж умный… Да, насчет постов. Привлеки местное ополчение – в каждый пост введи по третьему, арбалетчику, и поставь два дополнительных: во-он у того пригорка, – Казаков махнул рукой в сизый сумрак, где смутно виднелся выступающий из сайвы бугор, – и, я думаю… ну, вообще поплотнее поставь.

– Думаешь, это для отвода глаз? – оживился Голубев. – Полагаешь, они ударят?

– Вряд ли. Но!

Сайва кончилась. Только что вокруг непроницаемой глухой стеной проносились саговники, и вдруг – поле, и лишь редкие пучки черных мечелистьев. Степь была жутковатой: в хирургическом освещении двух почти полных лун она казалась застывшей кровью; когда слабый ветерок колыхал траву, трава багрово поблескивала.

Грузовик раскачивался: котята вперемешку со Следопытами и ополченцами прыгали вниз. Казаков тоже вылез из кабины, поежился от ночного холодка, закурил. Трава оказалась неожиданно высокой – по пояс, кое-где по грудь. «Хорошо», – мелькнула военная мысль, пропала. Впереди чернел отдельный островок сайвы; Рокпилс был где-то в пяти километрах за ним. Сзади заурчало: из леса выдвигалась отблескивающая в мертвенном лунном свете туша «Защитника». Не считая приглушенного гудения моторов, шелеста травы да далеких, странных криков каких-то существ, было тихо. Разгрузившись, грузовики (их было два) развернулись по траве и, слегка раскачиваясь, имея в хвосте настороженного «Пса» – БА-64, лёгкий бронеавтомобиль, словно бы с любопытством поводящий туда-сюда пулеметным хоботом, – ушли обратно, за второй партией бойцов. Второй броневичок, носивший имя «Кот», дежурил на фланге, карауля тропу в Конезаводск.

Подразделения тихо, с шепотливыми командами, группировались в траве, закуривали, выставляли охранение. Предстояло ждать три часа, пока не вернутся машины. Ночью решено было не атаковать: все равно рокеры, скорее всего, следили за движением каравана и, может быть, даже были где-нибудь поблизости. Башня «Защитника» неторопливо и успокоительно поворачивалась…

Герцог не ответил на письмо; мало того, вчера вечером конный разъезд внезапно атаковал патруль ополченцев у того самого пригорка, убил одного и отступил без потерь прежде, чем соседи открыли прицельный огонь, а около полуночи из кустов на берегу обстреляли «Тариэль», стоявший на фарватере в двадцати километрах ниже Рокпилса. С канлодки (иначе бывший тральщик уже никто не называл) ответили пушечным выстрелом наугад. Короче, было ясно, что рокеры выбрали войну. Около часа Казаков и Голубев вырабатывали диспозицию последнего и решительного боя, а затем выступили, провожаемые буквально стенаниями освобожденного народца.