Олег Горн - Петля времени. Сборник

В средней части горной цепи можно было разглядеть погруженную в тень каменистую долину.

Тревога, усиливающаяся по мере приближения, постепенно перешла в непреодолимый, панический страх, который, казалось, парализовал все его существо. Механически Алон совершал какие-то необходимые действия, но он был уже не в состоянии воспринимать ничего вокруг, кроме затмевающей сознание жути, охватившей его при виде таких обычных с виду холмов да скрытой в тени низины.

Мотор простуженно чихнул. Раз, другой.

Эти знаки физической опасности на время вывели Алона из затмения. Он судорожно сжимал штурвал и, словно на автопилоте, вел самолет к сравнительно ровной площадке в километре отсюда.

Только бы дотянуть! Это было сейчас единственной надеждой.Уже не на спасение самолета. Просто на спасение!..

Мотор чихнул последний раз, и наступила тишина. Самолет, казалось, просел в воздухе.

Алон перевел управление на режим планирования. Кончиками пальцев, кожей он чувствовал теперь восходящие потоки жаркого воздуха, и словно парящая в воздухе птица, стремился использовать их...

В наступившей тишине слышалось поскрипывание обшивки самолета, еле уловимая дрожь тросов управления, тихий свист рассекаемого воздуха.

Сильный рывок вперед.

Ремни впились в тело... Бросок влево, потом снова вперед...

"Как мышь в футбольном мяче", — подумал Алон, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в штурвал и пытаясь отвернуть от валунов, несущихся под колеса.

Убийственная болтанка, рывки во все стороны...

Расколотая глыба стремительно надвинулась, уходя под левое крыло. Он в безнадежном отчаянии попытался избежать столкновения.

Раздался треск сокрушаемого металла и разлетающегося под крылом шасси...

Очнувшись, Алон обнаружил себя висящим на ремнях в накрененной кабине покореженного самолета.

Голова раскалывалась от боли. Ныли растянутые мышцы.

Прямо перед глазами он увидел свою руку с содранной на предплечье кожей.

Она в неестественном положении была прижата к груди сдвинувшимся с места контейнером.

Алон попытался осторожно повернуть голову, пошевелить пальцами. Потом согнул и разогнул свободную руку, подвигал ногами. Кости, кажется, были целы.

Сколько времени прошло с момента приземления, Алон определить не мог.

Часы на приборной панели были разбиты, а наручные сорваны все тем же контейнером. По высоте солнца можно было понять, что прошло несколько часов.

Горячий сухой воздух поступал через разбитое стекло кабины. Это сейчас было на руку, потому что открыть покореженный колпак было бы невозможно.

Нестерпимо хотелось пить...

И тревога! С первого же момента, как только он очнулся, — все та же гнетущая тревога. Желание бежать, идти, ползти как можно дальше от этого места. От темнеющих в сотнях метров отсюда каменных уступов с их спасительной тенью...

Алон попытался отстегнуть ремни свободной рукой. Когда это удалось, он отжался от раскаленной панели и освободил поврежденную руку. Рука двигалась.

Он оглядел разгромленную кабину. С облегчением обнаружил свою дорожную сумку. Зацепившись ремнем, она свисала из багажного контейнера. В сумке находилось теперь самое ценное: взятые в дорогу сэндвичи, немного фруктов и две пластиковые бутылки с водой.

Алон бережно отцепил сумку и убедился, что ее содержимое не пострадало.

Он жадно припал к горлышку бутылки. Сделав несколько глотков, тщательно завинтил пробку. Воду и еду теперь предстояло экономить.

Выбравшись через разбитый, раскаленный на солнце колпак кабины, Алон укрылся в тени крыла.

Итак, уцелеть ему удалось. Но положение было отчаянным. Надежды на то, что его найдут, почти не было. Он и сам-то плохо представлял, где находится.

Оставалось надеяться на это самое "почти", и держаться как можно дольше.

Вокруг раскаленной сковородой лежала каменная пустыня. А невдалеке высились навевающие ужас, словно отталкивающие от себя горы.

Алон попытался отделаться от этого навалившегося на него, непонятно от чего происходящего, животного чувства.

Ведь только там сейчас оставалась та самая кроха надежды: на тень, на воду.

На что-то! И какая, собственно, объективная опасность могла скрываться на выжженных солнцем склонах, посреди безжизненной пустыни?!.

Но это ощущение отталкивания, неприятия было неподвластно его разуму.

Оно исходило извне. От этих гор. От неба над ними...

Тень от крыла и фюзеляжа постепенно ползла по камням, словно она и сама скрывалась под самолетом от палящего солнца. Алон перебирался вместе с ней. Эта тень служила для него теперь единственными часами. В томительном ожидании Алон следил за тем, как она постепенно удлиняется, обещая наступление вечера с его живительной прохладой. Что он нес с собой? Крушение или же оправдание призрачной надежды.

Солнце уменьшало свой накал и опускалось к горизонту.

Преодолевая боль в распухшей руке и во всем теле, Алон обследовал снаружи основательно поврежденный фюзеляж самолета. Снова забрался в кабину и извлек оттуда все, что хоть как-то могло пригодиться.

Он уложил сумку, приладил ее на спине и двинулся в сторону недвижно таинственных холмов.

Алон шел, преодолевая все возрастающее неотвязное желание развернуться и бежать в противоположном направлении. Одной рукой он опирался, словно на посох, на метровую металлическую тягу, снятую с самолета, а в другой зачем-то сжимал армейский нож.

Вечер не приносил долгожданного облегчения, — твердь возвращала накопленный за день жар.

Давали себя знать голод и жажда. За весь день Алон позволил себе съесть один сэндвич и выпить несколько глотков воды.

Двигаясь вдоль подножия, он выбрал место, где подъем казался более пологим.

Солнце висело уже низко над горизонтом. Алон, оступаясь и падая, торопился достигнуть вершины как можно скорее. Необходимо было в обманчивом вечернем освещении оглядеть оттуда окрестности и обследовать место.

Преодолев большую часть подъема, Алон неожиданно остановился.

Он стоял, тяжело дыша, и удивленно прислушивался к себе. Ощущение было таким, словно после беспрерывного давящего гнета он незаметно поднялся к долгожданной легкости и простору. Чувство отталкивания и страха, которое при приближении сюда неуклонно нарастало и довело его чуть ли не до паники, быстро ослабевало и сейчас полностью рассеялось.

Эта перемена была настолько ощутима, что Алон, забыв на время о приближающейся ночи, стал медленно, шаг за шагом, возвращаться назад. Он почувствовал, как вновь нарастает желание бежать прочь от неведомой опасности. Словно он пересекал невидимую границу, пролегающую между этими каменными откосами и остальным миром.