Наталья Никитина - Полтора килограмма

10

давала сбой. Мне с трудом удавалось управлять своими эмоциями. Повествуя о детстве, я вновь позволил

себе окунуться в материнскую любовь и пройти через боль утраты.

Уже через секунду рядом с моим креслом возник Патрик с двумя таблетками на блюдце и стаканом

воды в руке. Я поспешно принял спасительные пилюли, запил их и поблагодарил дворецкого.

– Мистер Харт, если вы устали, можем продолжить в следующий раз, – заботливо предложила

журналистка.

Я, молча, кивнул и отвернулся. Она понимающе начала убирать бумаги в кейс. Оператор тоже

торопливо складывал штатив.

– Спасибо, что уделили нам время. Если вы не против, я позвоню вечером? – мягким тоном

поинтересовалась она.

Я уже почти справился с чувствами и даже испытывал некоторую неловкость за свою излишнюю

сентиментальность. Хмуро кивнул ей и, опираясь о кресло, тяжело поднял свое тело, чтобы проводить Кэрол

до двери.

– Мистер Харт, почему вы согласились дать интервью именно нашей малоизвестной студии?

Кэрол поднялась из кресла и с неподдельным интересом ждала ответ.

– Мне понравился ваш голос, – невозмутимо изрек я.

– Я же серьезно! – изобразила кокетливое разочарование девушка.

– Просто в какой-то момент захотелось выговориться перед смертью, и тут прозвучал ваш звонок, —

устало бросил я.

– Вы сказали «перед смертью»? – кокетство вмиг улетучилось с лица девушки, профессионализм не

давал ей расслабиться даже при выключенной камере. – Значит ли это, что вы всё же не верите в успешный

исход операции?

– Ну почему же? Такую вероятность я тоже не исключаю. Как любил говорить мой дед: «Не

сомневаются только идиоты». Никогда не был особо суеверен, но жизненный опыт подсказывает, что чем

больше ты в чем-либо уверен, тем меньше вероятность того, что всё сложится именно так, как ты ожидаешь.

Я галантно предложил Кэрол взять меня под руку, что она охотно и сделала, одарив игривым

взглядом. Я приосанился, и всё равно моя макушка оказалась чуть выше плеча девушки.

Мы направились в холл. Винчи поднялся и нехотя поплелся за нами следом.

Миновав белую шелковую занавеску, трепетавшую от нежных прикосновений ветра, я заметил

Джима. Он, задумчиво облокотившись, сидел в кресле, стоящем в холле возле самого входа на террасу. По

его полным сочувствия глазам я понял, что он слышал мой рассказ-исповедь.

Увидев нас, Джим поспешно встал и сделал шаг навстречу. Пес, радостно виляя хвостом, бросился к

нему. Сын наклонился и потрепал его по рыжей шерсти. Джим с юных лет предпочитал спортивный стиль в

одежде, и сегодняшний день не стал исключением. Голубые потертые джинсы, черная футболка и серые

кроссовки идеально подчеркивали его спортивную фигуру.

Я не без гордости представил его:

– Мой сын Джим Харт! Джим, это мисс Кэрол Новак, журналистка и просто очаровательная девушка.

Она берет интервью для фильма о моей жизни.

Мы тепло обнялись с сыном, при этом Джим довольно холодно кивнул Кэрол. Он всегда с

осторожностью относился к красивым девушкам. Этим он явно пошел в мать, когда-то полюбившую такого

невзрачного паренька, как я.

– Кэрол, вы же хотели знать, как мой сын относится к предстоящей операции? Думаю, сейчас

подходящий момент для этого. Вот увидите, опять попытается меня вразумить, сгущая краски. А пообедайте

с нами, – неожиданно предложил я, поддавшись душевному порыву, вызванному встречей с сыном. – Мой

водитель позже отвезет вас в Бостон. Даниэла божественно готовит, я обещаю, ваша шикарная фигура не

пострадает. Джим, подтверди!

– Что именно подтвердить, пап? Что Даниэла прекрасно готовит или что фигура мисс Новак

действительно шикарна? Подтверждаю оба эти факта! – улыбнулся сын.

– Я с превеликим удовольствием пообедаю с вами! Мне будет интересно увидеть, какой вы в быту,

чтобы узнать вас лучше, – охотно согласилась девушка.

– Да обычный старый ворчун, – нарочито прибедняясь, улыбнулся я, важно шествуя под руку со

своей спутницей к столовой, расположенной на первом этаже в западном крыле дома.

Джим следовал за нами, я спиной чувствовал, что он рассматривает соблазнительные бедра Кэрол,

обтянутые тонкой тканью платья. Мы прошли через просторный светлый зал, оформленный в стиле

восемнадцатого века, с обтянутыми кремовым шелком стенами и лепниной на потолке. Мне всегда

импонировала культура и дизайн того времени.

В дальнем углу находился белый мраморный камин, точная копия французского камина Луи

Тринадцатого. Это было мое любимое место для чтения по вечерам, когда дом засыпал. В центре зала

раскинулся круглый иранский шелковый ковер, выполненный под заказ в бело-бежевых тонах с тонким

11

черным орнаментом. Вдоль стен стояли кресла и диваны с резными кленовыми изголовьями, покрытыми

легкой позолотой. Вся мебель была также в светло-бежевых тонах в унисон обстановке зала. Стены

украшали подлинники французских постимпрессионистов. В лучах яркого дневного света полотна словно

оживали, играя палитрой цвета, как нельзя точно передавая дух ушедшей эпохи.

Кэрол оценивающим взглядом окинула зал и задержалась на картине с изображением разбитных

француженок, восседающих на красных диванах:

– Это же Тулуз-Лотрек? Неужели подлинник?

– Обижаете, юная леди, естественно подлинник! Я визуальный гурман, мне доставляет удовольствие

созерцать искусство в его подлинном обличии. Это как красивая женщина без макияжа. Очень приятно, что

вы узнали его работу, – я действительно был немало удивлен. До этой секунды Кэрол казалась мне более

поверхностной особой.

Журналистка прошла по залу, останавливаясь возле каждого из четырех полотен:

– Моя мама – скульптор, поэтому я выросла неравнодушной к творчеству людей. Тулуз-Лотрек ее

любимый художник.

– «Правильное воспитание – залог успешности ребенка в будущем!» Эти слова я часто слышал от

отца в детстве, – вступил в беседу Джим с ностальгической улыбкой на губах. – Помню, как папа постоянно

приносил в мою комнату новые книги и с загадочным видом говорил, что, прочитав их, я сразу стану

немного старше. И ведь до определенного возраста я ему даже верил.

– Сейчас подобный аргумент напрочь отбил бы у тебя интерес к литературе, —иронично заметил я.

Мы дружно засмеялись.

– А это полотно я приобрел на аукционе в Майами. Пришлось долго за него бороться с одним

коллекционером из Швейцарии, – не без гордости произнес я, указывая на полотно Хоакина Сорольи. —

Для длительных эмоций важно не только само искусство, но и контекст – история приобретения. Это своего