Константин Жемер - Когти Каганата

– Это она! – восхищённо прошептал Каранихи. – Роза!

Роза Литвякова восседала между двух верблюжьих горбов. Вид при этом имела совершенно царственный, словно владычица Египта, решившая отправиться с визитом из Александрии в провинциальный Мемфис. Второй верблюд также нёс седока, коим являлся один из Розиных ухажёров – тот лётчик, что пел про цветок и прерии. Впереди важно вышагивал калмык, одетый в длинный халат и меховую шапку.

– Этой картине не достаёт музыкального сопровождения, – с обычной весёлостью произнёс Фитисов. – По моему глубокому убеждению, хорошо подойдёт Бетховен… Седьмая симфония… Алегретто! Или ещё лучше – «марш Черномора».

– Ты бы объяснил профессору Крыжановскому причину своей столь примечательной тяги к музыке, – язвительно вставил Никольский.

– А шо такое, я никогда и не скрывал ту причину, – возмутился Фитиль. – Да, когда я был маленький, мама отдала меня в музыкальную школу. И в какую школу?! В школу Столярского [103] Одесская музыкальная школа для одарённых детей, основанная выдающимся педагогом-скрипачом П. С. Столярским в 1911 году. В тридцатые годы на её базе создали специализированную музыкальную школу-десятилетку и назвали именем основателя. Столярский работал в этом учебном заведении до своей смерти в 1944 году. То обстоятельство, что школа названа его именем, комментировал следующим образом: «Школа имени меня». На одесском диалекте фраза звучала так: «Школа имени мене». !

Последнее слово одессит произнёс столь значительно, что любой, кому незнакома фамилия Столярский, попросту обязан был сгореть со стыда.

– Не, я действительно её не закончил, и впоследствии не пошёл в консерваторию, – продолжил он веско. – А шо, как каждый одесский хлопчик, я мечтал стать совсем не музыкантом, а очень даже моряком. И таки стал им – после восьмого класса поступил в мореходный техникум на Канатной [104] Одна из улиц в Одессе. .

Само собой, ударение Фитиль вновь сделал на последнем слове – снова, видимо, полагая, что упомянутое им учебное заведение не только должно быть всем известно, но и почитаемо. Затем одессит презрительно поглядел на Никольского, и закончил:

– Если музыканту можно мечтать о море, так почему, спрошу я вас, бедному моряку нельзя немножко помечтать о музыке?

Герман вполуха слушал ставший уже привычным трёп молодых офицеров – для своих перебранок эта парочка, как всегда, выбрала не самый подходящий момент.

Между тем, с приближением необыкновенной колесницы стало ясно, что Фитиль ошибся, утверждая, будто здесь недостаёт музыкального сопровождения, ибо оно присутствовало в полной мере – погонщик-калмык что-то заунывно напевал.

– Разрешите выяснить, что это за пьеса разворачивается пред нашим изумлённым взором, – сказал Фитисов и, не дожидаясь разрешения, рванулся вперёд.

Не долго думая, Крыжановский остановил сей порыв, ухватив ретивого одессита за штаны.

– Выскочив как чёрт из табакерки, вы напугаете даму, – пояснил он свои действия. – Вон как она настороженно оглядывается, ещё пальнёт ненароком, пистолетик-то при ней. Я сам пойду, мы с этой красавицей знакомы, да и со вторым пилотом тоже видеться доводилось.

Встав в полный рост, Герман тотчас был замечен лётчиками и погонщиком. Само собой, Роза немедленно осыпала Крыжановского вопросами, но тот, слегка поиграв интонациями, сумел показать, кто тут на самом деле профессор, а кто студентка. В результате отвечать на вопросы пришлось Литвяковой. Из объяснений отважной лётчицы выяснилось, что второй пилот – это её ведомый, лейтенант Гиви Газделиани, а свой комедийный вид боевой истребитель «Товарищ Вольф» приобрёл в результате весьма драматичных событий. С полчаса назад, в воздушном бою против трёх «Мессеров», Газделиани сбили, но он сумел приземлиться на пашню и выбраться из горящей машины. Роза, само собой, не пожелала бросать лейтенанта в беде и посадила свой истребитель неподалёку с целью подобрать беднягу-ведомого. При этом девушка явно пребывала в плену чувств, поскольку вовремя не сообразила, что одно дело – посадить самолёт на рыхлую почву, и совсем другое – взлететь с неё. А если учесть, что присутствие Гиви теперь обеспечивало самолёту немалый дополнительный вес, отчего шасси ушли в землю по самое «не хочу», то выходило совсем как в поговорке: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Со слезами на глазах Роза приняла решение сжечь боевую машину, и вместе с ведомым пробираться к своим, но тут, на счастье, появился товарищ Бадмаев с верблюдами.

– Вон там, впереди, в километре, хороший участок дороги, ровный и без поворотов. Думаю, я смогу взлететь, – со светлым оптимизмом в голосе поведала Герману девушка. – Счастье, что немцев поблизости не оказалось.

Увидав остальных разведчиков, появившихся из оврага, Роза так ослепительно улыбнулась, что даже Динэр Никольский растаял, и принялся предлагать свою помощь в транспортировке самолёта. За это он удостоился отдельной улыбки и соответствующего замечания, мол, верблюды с транспортировкой справятся лучше.

Фитисов восхищённо оглядел красавицу, недвусмысленно присвистнул и изрёк:

– Так вот какая вы, «Белая роза Сталинграда».

Роза улыбнулась и ему, хотела что-то сказать, но тут не выдержала горячая натура товарища Газделиани, который вначале сильно покраснел, затем зашипел как закипающий чайник и, наконец, недовольно зацокал языком.

Пожав плечами, Фитиль прокомментировал происходящее в стихах:

– Красотка Роза танцевать с ним не хотела, она вже с Ваською достаточно вспотела, но улыбнулася в ответ красотка Роза, и закраснелась морда Васьки Шмаровоза [105] Слова известной одесской блатной песни: «На Дерибасовской открылася пивная». .

От этих слов воздух вокруг Гиви ещё сильнее накалился – неизвестно, чем могло обернуться дело, если бы чуткий Иван-Абрам не разрядил обстановку короткой, но веской репликой:

– Немцы!

В мгновение ока все залегли в траву и обратили взгляды к далёкой лесопосадке, откуда начали появляться человеческие фигурки. Много, слишком много, чтобы принимать бой. Герман мельком взглянул на Никольского – в том явно боролись героизм с истерикой. Показалось, младший лейтенант сейчас крикнет что-нибудь вроде того, мол, у нас задание, поэтому давайте предоставим лётчиков их судьбе, а сами попытаемся уйти оврагом. Но, к чести особиста, следует отметить: он с собой справился. Зато не стала молчать Роза Литвякова:

– Товарищ профессор, они не знают о вас, скорее уходите, и товарища Бадамаева уводите, а мы с Гиви постараемся взлететь, ещё пару сотен метров проедем, и можно попытаться…

Увы, идея умерла вместе с товарищем Бадмаевым и его верблюдами – несмотря на расстояние, враг сумел их застрелить.