Роальд Даль - Чудесный автоматический грамматизатор

— Ну что ж, Найп, мой мальчик. Я вызвал вас просто для того, чтобы выразить благодарность за прекрасную работу.

Адольф Найп молча стоял перед столом мистера Боулена. Энтузиазма в нём не замечалось.

— Вы не рады?

— Нет, что вы, мистер Боулен, рад, конечно.

— Видели, что сегодня пишут в газетах?

— Нет, сэр, не видел.

Сидевший за столом мистер Боулен придвинул к себе сложенную газету и стал читать: «Завершилось выполнение правительственного заказа по созданию большой вычислительной машины. На сегодняшний день это, по всей вероятности, самая быстродействующая электронная вычислительная машина в мире. Она предназначена для удовлетворения всё возрастающих потребностей науки, промышленности и администрации в математических расчётах, выполнить которые с помощью традиционных методов было до сих пор либо физически невозможно, либо требовало неоправданно большой затраты времени. Как сказал мистер Боулен — глава электротехнической фирмы, которой было поручено выполнение заказа, — о скорости работы новой машины можно судить по тому, что с задачей, на решение которой математику потребовался бы месяц, она справляется за пять секунд. За три минуты машина выполняет такие вычисления, которые заполнили бы полмиллиона листов бумаги стандартного формата, если бы их пришлось выполнять вручную (что, впрочем, невозможно). В новом автоматическом вычислителе используются электрические импульсы, генерируемые с частотой миллион в секунду. Это позволяет машине выполнять все математические действия: сложение, вычитание, умножение и деление. Её возможности практически беспредельны…»

Мистер Боулен поднял глаза на длинное унылое лицо молодого человека.

— Ну что, Найп? Рады? Гордитесь?

— Конечно рад, мистер Боулен.

— Думаю, мне не надо напоминать вам, как важен был ваш вклад, особенно на первом этапе. По существу, я даже могу позволить себе сказать больше: без вас и без некоторых ваших идей этот проект и сегодня ещё оставался бы на чертёжных досках.

Адольф Найп, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на маленькие белые руки своего шефа, на нервные пальцы, теребившие скрепку, то сгибая, то выпрямляя её, словно шпильку для волос. Найпу не нравились руки шефа. Не нравилось ему и лицо мистера Боулена с маленьким ртом и тонкими лиловатыми губами. Почему-то, когда шеф говорил, у него двигалась только нижняя губа, это было неприятно.

— Вас что-то беспокоит, Найп? Вы чем-то встревожены?

— О нет, мистер Боулен, вовсе нет!

— Не хотите ли на недельку уйти в отпуск? Вам это пойдёт на пользу. Вы заслужили отдых.

— Право, не знаю, сэр.

Старший из собеседников выжидал, глядя на своего подчинённого высокого, тощего субъекта, который стоял перед ним, как обычно, ссутулившись. «Трудный тип! Неужели он не может стоять прямо? Всегда какой-то неопрятный, разболтанный, пиджак вечно в пятнах, волосы падают на лицо».

— Мне бы хотелось, чтобы вы взяли отпуск, Найп. Вам это необходимо.

— Хорошо, сэр. Если вам так угодно.

— Возьмите неделю, а если хотите, две. Отправляйтесь куда-нибудь в тёплые места. Погрейтесь на солнышке. Поплавайте. Расслабьтесь. Выспитесь. Вернётесь, и мы поговорим о планах на будущее.

После работы Адольф Найп сел на автобус и поехал домой, в свою двухкомнатную квартиру. Он швырнул пальто на диван, плеснул в стакан виски и сел перед стоявшей на столе пишущей машинкой. Мистер Боулен прав. Конечно прав. Если не считать того, что он далеко не всё знает. Наверно, вообразил, что дело в женщине. Почему-то, когда молодой человек впадает в депрессию, всегда думают, будто тут замешана женщина.

Найп нагнулся и стал читать текст, занимающий половину вставленного в машинку листа. Текст был озаглавлен: «На волосок от смерти» — и начинался следующими словами: «Ночь была длинная, ни зги не видно, гремела гроза, ветер свистел в кронах деревьев, дождь лил как из ведра, сплошной стеной…»

Адольф Найп отхлебнул виски, ощутил горьковатый привкус солода, почувствовал, как ледяная жидкость заструилась по горлу, в желудке сразу стало холодно, потом постепенно потеплело, понемногу тепло стало распространяться, и внутри словно возник маленький тёплый островок. К чёрту мистера Джона Боулена. И к чёрту эту замечательную электрическую счётную машину. К чёрту…

И в этот момент глаза у него вдруг недоумённо округлились, рот приоткрылся, словно что-то его поразило. Он поднял голову, замер, уставился в стену перед собой, в его взгляде было не то изумление, не то сомнение, и так, не шевелясь, он просидел секунд сорок… пятьдесят… минуту. Потом выражение его лица постепенно стало меняться (хотя глаз от стены он по-прежнему не отрывал), удивление сменилось радостью, сначала это было едва заметно по уголкам губ, но вот всё лицо преобразилось: словно открылось и засияло восторгом. Адольф Найп впервые за много-много месяцев улыбался.

— Да нет, — проговорил он вслух, — это просто смехотворно. — И снова улыбнулся, верхняя губа чуть приподнялась, обнажив зубы в странной, плотоядной улыбке.

— Идея, конечно, блеск, но толку от неё никакого, так что и думать над ней смысла нет.

Однако с этой минуты Адольф Найп уже не думал ни о чём другом. Идея захватила его целиком, сначала потому, что сулила надежду — хотя и очень отдалённую — отомстить своим заклятым врагам, и отомстить поистине дьявольски. Наслаждаясь этим планом, он минут десять или пятнадцать безмятежно забавлялся осенившей его идеей, а потом вдруг поймал себя на том, что обдумывает её совершенно серьёзно, как вполне осуществимую. Найп потянулся за бумагой и сделал несколько предварительных заметок. Но далеко не ушёл. Он сразу столкнулся с давно известной истиной, что машина, какой бы хитроумной она ни была, не в состоянии думать сама. Она способна решать только те задачи, которые можно выразить в математических формулах, задачи, имеющие единственный правильный ответ.

Это был тупик. И выхода из него Адольф Найп не видел. У машины нет мозга. Но, с другой стороны, есть же у неё память, правда? У их электронного вычислителя, например, память замечательная. Преобразуя электрические импульсы в сверхзвуковые колебания, он одновременно запоминает, по меньшей мере, тысячу чисел и по первому требованию выдаёт любое из них. Неужели нельзя по такому же принципу создать память почти неограниченных возможностей?

Вот только как это сделать?

И вдруг Найпа осенила блестящая и в то же время простая мысль: ведь английская грамматика построена на правилах, которые по своей строгости могут сравниться с математическими! Если даны слова и дан смысл того, что нужно этими словами выразить, то порядок, в котором должны выстраиваться слова, может быть только один.