Наталия Шитова - Кира Вайори (СИ)

— Я не одна. Нас трое.

— Трое? — он озадаченно сжал губы.

Я обернулась. Мишка стоял в дверях гостиной с малышом на руках и внимательно наблюдал за нашим разговором.

Я кивнула Альдону на Мишку:

— Да, вот, видишь? Нас трое. Так что спасибо, одна я никуда не полечу.

Альдон задумчиво посмотрел на меня и полез за телефоном:

— Майрен, это Альдон… Как там, третий канал заработал?

— Да, запустили, — динамик у телефона Альдона был безобразно громкий.

— Отлично, — отозвался Альдон. — Мне надо отправить троих.

— Кто такие?

— Семья.

— Ты же своих давно отправил, — фыркнул на том конце неведомый Майрен.

— У меня большая семья! — отрезал Альдон и проворчал вполголоса. — Сам не ожидал…

— Хорошо, вези. Но троих! Три места зарезервирую, если окажется больше народу, отправлю обратно.

Альдон отключил телефон и обвёл нас серьёзным взглядом:

— Полчаса даю. Хватит?

Я оглянулась на Мишку. Он кивнул.

— Минимум вещей, — скомандовал Альдон. — Вот, для ребёнка что-то, и всё.

— Куда ведёт этот третий канал?

Он пожал плечами:

— Это имеет значение? В Норвегию, в район Харданьгервида.

— У нас с собой нет шенгенских документов для изнанки.

— Неважно. На базу я отвезу вас сам. А чтобы отсидеться, документы не нужны. Место тихое, даже дикое, спокойное. Местная коммуна кормится от гатрийской базы. Никто посторонний вами не будет интересоваться. Но зато гарантирую нормальные условия… Всё, будьте готовы, я заеду через полчаса.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Файр, а где Марек? Я не могу до него дозвониться.

— Командует спецоперацией, — коротко ответил Альдон. — Стандартные симки действуют только для звонков в диспетчерскую, ты не сможешь дозвониться до него, пока чрезвычайное положение не будет отменено. Никто ни до кого не сможет дозвониться.

— А у тебя другая симка, особенная?

— Разумеется, — устало вздохнул Альдон и уставился на меня. Потом ещё раз вздохнул, вынул телефон, долго мотал список контактов туда-сюда, сделал вызов и сунул телефон мне. — Поговори.

После долгих длинных гудков Марек всё-таки ответил:

— Что тебе, Альдон?

— Марек, это я.

— Систер, ты в порядке? Ты цела?

— Да, всё хорошо.

Я бросилась вверх по лестнице, подальше от всех, чтобы никто не слышал разговора.

— Почему ты звонишь с номера Альдона?

— Он пришёл к нам, предложил вывезти меня на изнанку. По третьему каналу.

— Обычный служебный канал, — задумчиво сказал Марек. — Им редко пользуются для оперативных целей, там приёмная база неудобно расположена, в чёртовой глуши…

— Я согласилась. Может, не стоило?

— Кирюш, если он дал тебе позвонить мне, значит, дурного на уме у него нет. Он своей шкурой дорожит, и он знает, что я с ним сделаю, если он решится на что-то скверное. Поезжай спокойно.

— А что вообще происходит, Марек?

— Возможно, скоро жизнь на поверхности начнёт меняться. Если мы сделаем всё правильно.

— Марек, я бы лучше осталась здесь. Подумаешь, с электричеством перебои! Ни за что не уехала бы, но со мной ребёнок Шокера. Он просил уберечь его.

— Вот поэтому, Кирюша, поезжай с Альдоном. Я сообщу о том, где ты, всем, кого это касается.

— Марат, только береги себя, пожалуйста!

— Ну, само собой, а как же?! Не думай о плохом. Всегда помни, что я у тебя есть.

Я вернулась вниз и отдала телефон Альдону.

— Собирайтесь, — буркнул Альдон, засовывая телефон в карман. — Я скоро вернусь.

— Какая отличная погода, даже ветра нет! И Тим спит уже два часа, — я склонилась над коляской, проверила. Малыш спокойно спал. — Миша, ты не замёрз?

Мишка молча покачал головой.

— Миш, что с тобой?

— Всё нормально, — спокойно ответил он.

— Миша…

— Всё в порядке! — рявкнул он и сделал несколько быстрых шагов вперёд, потом резко развернулся. — Извини, Кира. Ты ни при чём. Правда, всё хорошо.

— Ну, как знаешь, — вздохнула я. — Не хочешь — не говори.

Тимоха в коляске заворочался, насколько это было возможно в его многослойном одеянии, да ещё внутри мехового конверта. Я наклонилась к нему, потискала, погладила, потрясла коляску, и он снова затих.

— Отлично справляешься, — сказал Мишка. — Я тебе уже и не нужен.

— Шутишь? Вот потому и справляюсь, что ты рядом. Иначе давно с ума бы сошла.

— Не шучу. Ты вполне обошлась бы без меня. Ты всё за что-то переживаешь, а уже давно не за что.

— Ты что, хочешь уехать?! — испугалась я.

— Куда я денусь? — удивился Мишка. — Без паспорта и без данных о пересечении границы.

— А был бы паспорт?

— Что об этом говорить? — буркнул Мишка.

— Ну, хоть об этом поговорить. Ты же молчишь уже который день. Тимоха и тот со мной больше разговаривает, чем ты.

— Кира… — Мишка нахлобучил лохматую шапку на самые брови и насупился. — Ну не надо этих разговоров. Не ломай ты мне последний кайф…

— И в чём тот кайф? Чем у тебя вообще голова занята?

— Я мечтаю.

— Замечательно. И о чём?

— О несбыточном. О том, чего никогда не будет.

— Например?

— Вот мы ходим тут кругами, гуляем… Ты, я, ребёнок в коляске. И я представляю себе, что уже год прошёл, мы давно вернулись домой, и мы вместе, и это не Тим, а наш сын. Я представляю себе то, чего никогда не будет. Глупые мечты. Этого никогда не будет, я теперь понимаю. Но пусть хотя бы так… А ты с разговорами своими.

— Миша! — я остановилась. — Ну, прости меня, что же я могу поделать?!

Он покачал головой:

— Да я не обижаюсь. Я давно все твои слова вспомнил и понял, что ты ни разу никогда не давала мне никаких обещаний. Не к чему придраться. Ты была со мной честна. А я… Я просто с детства такой. У меня мечты одна за другую цепляются, и всё так живо, что я верю, будто всё уже стало явью. Потом всегда облом за обломом, а винить некого… Эй, ты не вздумай реветь на морозе! — Миша снял варежку и стал осторожно вытирать тёплыми пальцами слёзы с моих щёк. — Не плачь, лицо обморозишь! Пойдём домой!

Мы побрели к гостевому домику, который за три недели стал таким привычным.

Никогда прежде я не бывала в Норвегии зимой. Да и вообще, в сравнении со Швецией, я бывала тут очень редко, пару раз в год. Последние семь лет каждой весной мы с Йаном обязательно ездили в район Ослофьорда, как только становилось известно, что в долинах по берегам рукавов фьорда зацвела скандинавская сакура. Иногда это случалось в конце апреля, но обычно — на первой неделе мая. Наша с Йаном традиция стала, наверное, даже чем-то большим. Это уже был почти мистический ритуал. Провести несколько дней где-нибудь в глуши, у воды, недалеко от ледника, с которого по весне стекают десятки шумных водопадов. Не спать уже почти белыми ночами, гуляя под светлеющим небом. Сделать непременные фотографии под изумительно красивыми деревьями… Фотографий этих, кроме нас, практически никто и не видел, сама не пойму, зачем мы их снимали. Обычно бывал и второй раз в году, когда мы с Йаном ездили в Норвегию, но уже не к воде, а к горным ледникам или в прохладную тундру, и обычно это случалось в сентябре. Это был уже такой своеобразный комфортный экстрим.