Наталия Шитова - Девчонка с изнанки. Апрель (СИ)

— Он ждёт вас у входа.

— Скажите мне, офицер Альдон, кто оговорил Андрея?

— Я не имею права разглашать эту информацию. Да и что она вам даст?

— Я не могу поверить, что среди его друзей есть кто-то, кто посмел совершить такую подлость!

Альдон вздохнул и сказал мне тоном умудрённого жизнью человека:

— Среди наших друзей и близких всегда есть человек, готовый на такое в любое время.

Мы уже подходили к последней стеклянной двери в вестибюль департамента, и через стекло я увидела Йана, который подпирал стену.

— Госпожа Апри… — задумчиво обратился ко мне Альдон. — Я могу попросить вас?..

— О чём?

— Не могли бы вы уделить мне немного вашего личного времени?

— Сожалею, моё личное время принадлежит другому, — ответила я, как можно вежливее. — Я не хожу на свидания. Извините.

— Это вы меня извините. Мне показалось, что если я попробую вам объяснить, что я действительно пытаюсь быть справедливым с каждым, с кем приходится работать, вы измените мнение…

— Да забейте вы на моё мнение, офицер! — рявкнула я, плюнув на приличия, и проскочила в дверь, которую он заботливо для меня придерживал. Выходить следом за мной Альдон не стал.

Как только я показалась в вестибюле, Йан, не глядя на меня и не говоря ни слова, повернулся и быстро пошагал на выход. Я бросилась за ним вдогонку.

— Йан!..

— Помолчи, — буркнул он. — Не здесь.

Мы вышли на улицу. Йан махнул своему водителю ехать, а сам пошёл пешком по аллее. Делать было нечего, я двинулась за ним. Собственно говоря, между департаментами идти-то было минут десять, это если нога за ногу.

— Йан, его не кормят, избивают и не снимают наручников!

— Я заметил, — коротко отозвался он.

— У него руки изранены! Зачем же они его так мучают?!

— У них методы такие. Всегда, везде. Материал, с которым они работают, должен быть податлив. Это просто способ держать материал в нужном тонусе. Эта машина должна крутиться быстрее, чем все остальные, чтобы работать на опережение. Иначе она и не нужна.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего.

— Как? Как ничего?

— Ни-че-го, — по слогам повторил Йан. — Я сейчас ничего не могу для него сделать.

— Йан, да что с тобой? Это же твой брат, а ты…

— Да, брат. К сожалению… А, кроме него, у меня есть ещё выживший из ума отец, жена, которая полностью от меня зависит, и племянница, о которой некому больше позаботиться… Ах, да, и ты ещё. Да и помимо семьи есть люди, которые от меня зависят. И если я буду играть в героя, я сяду в соседнюю с Андреем камеру. Что тогда будет со всеми, за кого я отвечаю?.. Так что, Кира, я должен быть лояльным.

Я остановилась на аллее. Он сделал ещё несколько шагов, затормозил и обернулся:

— Ну что ещё? — раздражённо бросил он. — Ты, конечно, далека от всей этой кухни, но ты же неглупая. Подумай сама. Что ты на меня так смотришь?!

— Я не верю, что ты будешь ждать, сложа руки, когда они убьют Андрея.

Йан мрачно покачал головой и вздохнул:

— Они не допустят, чтобы с ним что-то случилось, по крайней мере, до итогового заседания трибунала. Поэтому у меня есть время.

— Значит, ты всё-таки попытаешься?!

— Мне надо спокойно подумать. Без нетерпеливых бабьих воплей над ухом! — огрызнулся он. — Давай встретимся вечером в доме на канале. В девять.

— Хорошо, Йан. В девять.

Он пошагал дальше по аллее, где изредка попадающиеся на пути его подчинённые отступали и почтительно кланялись.

А я свернула с главной аллеи на боковую, ведущую прямиком в городок.

Дверь в домик оказалась не заперта. Вокруг висела какая-то нехорошая, мертвецкая тишина, вязкая и тоскливая.

В холле была только Лали. Она стояла у окна, прижав руки к животу и закрыв глаза. По её лицу текли слёзы. Я не на шутку испугалась.

— Что с тобой? Что ты плачешь?! — я осторожно обняла её и попыталась оттащить от окна. — Лали, где ребята?

— Их вызвали. За ними пришли. Терракотовые…

— Наверное, только на допрос, — я подвела её к стулу и усадила. — Они вернутся, всё будет хорошо. Не плачь. Не плачь, пожалуйста… Шокер тебе привет передаёт!

Она повернулась на мой голос, открыла глаза. Огромные, влажные… За последние несколько дней они совсем потемнели от слёз и горя.

— Он в порядке, Лали. Он спрашивал о тебе.

— Какая теперь разница… — обронила она и снова закрыла глаза. — Он ведь больше не вернётся. Когда такое обвинение, не возвращаются…

— Я тебе лекарство налью, подожди.

Я достала ту самую бутылочку с травками. Растворив настойку в воде, я подсела к Лали со стаканом.

Лали пила равнодушно. Словно на автомате, абсолютно безразличная ко всему. Я вдруг поняла, что, если, не дай Бог, с парнями что-то случится, если их арестуют или просто задержат подольше, мы ведь тут с Лали вдвоём рехнёмся, и ещё неизвестно, кто из нас раньше. А мне вечером ещё к командору на деловую встречу.

— Ты ведь не любишь его, — сказала она вдруг.

— Лали, не начинай, — попросила я.

— Ты его не любишь. Когда женщина любит, она своего мужчину никому не отдаст, никогда. Никогда не откажется. А ты его мне оставила. Значит, не любишь.

— Ну, значит, не люблю, — согласилась я. Чёрт его знает, как себя вести с сумасшедшими. Меня не обучали.

Лали посмотрела на меня недоверчиво, потом слёзы потекли по её щекам с новой силой.

— Я не смогу без него, — сказала она тихо. — Он мне нужен.

— Тогда жди, когда он вернётся.

— Он не вернётся.

— Да не каркай же ты, ворона! — разозлилась я. — Что ты его хоронишь заживо?! Что ты здесь болото соплей развела?.. Он вообще никогда ни на что не жалуется! Ему там ни есть, ни спать не дают, руки наручниками изрезали, а он улыбается, чтобы никто не раскисал. Говорит, болевой порог у него высокий! Ты поняла?! У него высокий болевой порог, чтобы ты тут сидела спокойно и ждала его! Чтобы ребёнка берегла, а не травила его таблетками! Как ты могла ту банку целиком сожрать?! Ты уже знала о ребёнке? Знала?!

Она кивнула.

— Да как же ты могла? Мало он потерял в жизни? Мало, по-твоему?!

Она замотала головой и закрыла лицо руками.

— Ему тебя судьба дала, чтобы вернуть хоть что-то из того, что отняла. А ты решила по второму разу всё отобрать и добить его, да?

Лали расплакалась, но уже не по-бабьи заполошно, а по-детски горько, как от чего-то безнадёжного и непоправимого.

Я притянула её к себе, поглаживая по плечу, дожидаясь, пока чёртова гатрийская трава всё-таки подействует. Лали навалилась на меня, тяжело всхлипывая, успокаивалась медленно, но, наконец, замолчала. Мне было тяжело и неудобно сидеть, но я терпела.

— А тебе-то это зачем? — шмыгнула он носом. — Зачем ты со мной возишься?

— Да затем, что не люблю я Шокера, — усмехнулась я.

— Знаешь, он не всегда таким был, — сказала она вдруг почти спокойно.