Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

— Да, но если у меня появится возможность влиять на политику крупнейших банков, к которым сходятся ниточки этих долгов,— слегка бесцеремонно прервал мысль учёного Алексей,— то я первым делом заставлю их думать, как из подобного положения выбираться. Я уверен, что разумный выход может быть найден.

— Бесполезно! Функционального механизма погашения гигантского мирового долга не существует, и этот факт может быть доказан математически.

— Но я здесь слышал про проекты, связанные с новой медициной, с продлением жизни - возможно, что они сумеют оставить старые долги позади?

— Глупости, они лишь сделают мировую пирамиду выше. А теперь слушайте и думайте: что должен предпринять кредитор, если его должник безнадёжен, если он банкрот и у него даже нечего забрать в погашение кредита?

— Боюсь, что самое худшее - он заставит должника работать на себя, вплоть до обращения в рабство…

— А ведь вы и в самом деле очень хорошо думаете о людях! Какое к чёрту рабство, зачем нужны рабочие руки, если сегодня любой труд значительно лучше способна выполнить машина? У должника имеется только одна ценность, и ценность эта - одновременно великая и страшная. Великая - потому что позволит разом решить самую главную проблему на нашей планете. Ну а страшная - поскольку другого решения у этой главной проблемы нет.

— И что же это за “главная проблема”?

— Проблема деградации и скорой гибели планеты Земля из-за дикого, неконтролируемого перенаселения. Ах, если бы все эти лишние миллиарды двуногих существ по-прежнему жили в хижинах и питались миской картофеля или пригоршней риса! Всё было не так уж и плохо тогда. Однако новые и новые миллиарды жителей хотят ездить на авто, жить в домах с кондиционерами и интернетом, питаться ангузскими стейками, в конце концов,- а планета-то к этому не готова! В условиях современных стандартов потребления наша бедная планета способна выдержать лишь один миллиард, плюс ещё второй миллиард - или, максимум, полтора - в качестве обслуги для первого, золотого. И всё. Поэтому высшей ценностью для тех, кто держит в своих руках ключи жизни, становится исключение из жизни лишнего населения планеты.

— Я не вполне понимаю, о чём идёт речь…

— Это вы делаете вид, что не понимаете! Ведь речь идёт о страшном: о том, чтобы большая часть должников - что равносильно большей части мира - в качестве погашающего долг императивного платежа навсегда исчезла бы с лица земли! Исчезла бы как в физическом смысле, так и в смысле прошлого, то есть из истории и памяти, а также чтобы исчезло всякое семя, когда-либо способное возродиться, и чтобы не оставалось никакой, даже самой малейшей и призрачной надежды на возобновление этой ненужной и несвоевременной жизни!

— Вы мизантроп, Генрих…

— Нет, я всего лишь учёный. Более того, я очень люблю людей, это правда, и мне безумно горько о подобных вещах говорить. Но поверьте мне, произойдёт именно так - хозяева мира втянут мир в войны и смуты, нашлют моровые язвы, создадут искусственные болезни, при которых платой за спасение от мучительной смерти станут, скажем, гормональный покой и необратимая стерилизация… Все злодеяния предшествующих эпох покажутся невинным лепетом по сравнению с тем, что людям предстоит пережить. И что самое печальное - это то, что ваше, Алексей, появление во главе всемирной финансовой пирамиды до удивления точно совпало со скорым началом всего этого кошмара!

— Вы это только что так решили, чтоб побольнее меня уязвить?— не сдержался Алексей.

— Зря вы так - я же с самого начала честно признался, что я вам не завидую! Однако вот что я начинаю понимать только сейчас - о да, и это будет пострашнее, позлокозненнее любого иезуитства!- так вот, я хочу сказать, что виноватыми в этом рукотворном Апокалипсисе станут не те, кто его подготовил, а тот, кому они вскоре будут вынуждены передать свои бразды. Этим человеком станете вы. Вы, Алексей. Гибнущие народы объявят вас Антихристом и проклянут, но дело на этом не закончится, поскольку через вас, русского человека, виновной объявят всю Россию. Поэтому даже если Россия и удержится, устоит на своей одной шестой части суши, то последствия окажутся таковы, что ни о каком будущем, ни о каком смысле, ни о каком оправдании её грядущего бытия говорить более не придётся.

— Вы этому рады?

— Я от этого в ужасе.

— Тогда коль скоро вы, как я могу судить, давно прогнозируете вещи подобного рода, у вас наверняка должна иметься какая-то позитивная программа… Какой-нибудь план, как подобного избежать,- иначе разве можно так жить?

— Действительно, есть у меня один тайный план. Если моя исследовательская группа в ЦЕРНе сумеет когда-нибудь синтезировать антивещество или тёмную материю, то я, ей-богу, придумаю так их соединить, чтобы как шарахнуло - и не осталось бы от этого нашего зверинца, от всего нашего давно и безнадёжно погибшего мира ни единого кусочка!

— Теперь я действительно вижу, что вы - опасный человек!— рассмеялся Алексей, ибо более уже не имел сил воспринимать пророчества Квинта серьёзно.

— Не я - так другие найдут и шандарахнут. Я не знаю, есть ли кто там, выше нас, на небесах,- но в том, что нашими действиями и поступками управляет некая запредельная сила, я с некоторых пор не сомневаюсь ни на миг. Вполне возможно, что эта самая сила, пожалев мою бесхитростность, не допустит меня к совершению предсказанного людоедства. Однако где гарантия, что всё равно какая-нибудь дура-лаборантка не возьмёт с полки и не соединит содержимое моих роковых пробирок аккурат в предсказанный час!

— Но даже и в таком случае ваш план, Генрих, не отменяет рукотворного характера Апокалипсиса. Утешает лишь то, что поскольку вы здесь, антивещество в пробирку сегодня некому будет насыпать, порадуемся хотя бы этому! Кстати - нам принесли вина, давайте за что-нибудь и выпьем заодно.

— Нет возражений. Кстати, в Книге Апокалипсиса прямо сказано, что в последние дни повредится и сгинет всё, кроме елея и вина… Страшно, страшно жаль, если всё так и пойдёт… Жаль, что самые простые и светлые радости жизни, вроде этого вина, рождённого потоком солнечного света, который давно отлетел и пропал во вселенной,- так вот, что все эти радости, которые естественно и прочно веками связывали нас с нашим бытием,- сегодня год от года слабеют и вскоре, наверное, исчезнут навсегда… Ладно, пьём, и не будем более о грустном! Кстати - что за чудный новый вальс сейчас играют?

— Кажется, это Легар.

— Ах да, конечно, божественный Легар… Многое бы я дал, чтобы вернуться в ту сладкую эпоху! Впору хоть машину времени изобрести!

— Вам в том прошлом было бы очень неуютно вальсировать и соблазнять парижанок зная, что спустя сто лет мир безнадёжно предстанет перед своим концом.