Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

А тут ещё начали поступать новости просто-таки пугающие. От Ершова пришла весть, что в районе уже несколько недель негласно трудятся какие-то два “москвича” - официально приехавшие по линии Министерства культуры, однако больше похожие на людей из органов. Было известно, что они перевстречались со всем полицейским начальством, с бандитами, музейщиками и даже с городскими сумасшедшими, и ветерану стоило немалых трудов, чтобы увернуться от их навязчивого внимания.

Второе скверное известие, на этот раз из Москвы, привёз на выходных Борис: ужиная дома один, он обратил внимание, что репродукция картины Репина “Бурлаки на Волге”, которой в своё время наспех прикрыли развороченную нишу от вскрытого Алексеем тайника, висит на стене немного перекошенной. Возникло подозрение, что в квартире кто-то незаметно побывал. Приглашённый Борисом частный детектив подтвердил эти сомнения, обнаружив с помощью прибора “локализованные излучения”, но не сумев, правда, найти сами “жучки”. Алексей посоветовал Борису немедленно переселиться к кому-нибудь из друзей, однако тот, всё взвесив, решил продолжать ночевать дома и изображать привычный образ жизни, так как иначе рисковал оказаться в “крутой разработке”.

Становилось очевидным, что вести молчаливое пока что противостояние им приходится не с бандитами или иностранцами, а с собственным государством. А с государством, как известно, шутки плохи.

Нетрудно представить, в сколь тяжёлой обстановке началась для нашей экспедиции первая августовская неделя. Тревога, подавленность, близость к отчаянью - все эти слова лишь отчасти способны передать смятенное состояние их духа. Ночи стали заметно длиннее и темней, а обильная утренняя роса напоминала о скоротечности лета, которое, стартовав с беспримерных ожиданий, медленно скатывалось к рутине, лишающей надежд. Несмотря на внешнюю бодрость, силы таяли на глазах.

И вот в один из этих невесёлых вечеров, словно яркая вспышка, блеснул в руке у Петровича полиэтиленовый пакет, внутри которого угадывался ржаво-зелёный тубус от немецкого противогаза. Не обращая внимание на осыпающуюся на скатерть сухую грязь и налипшие кусочки хвои, Петрович с усилием отогнул притёртую крышку и аккуратно извлёк изнутри свёрнутую общую тетрадь в ветхом миткалевом переплёте.

Медленным движением он протянул тетрадь Алексею:

— Проверяй. Только бери осторожно, рассыпается…

Отогнув задубевший лист обложки, Алексей сразу же понял, что в руках у него - едва ли не тот самый документ, который они искали. Первыми словами, которые он прочёл, являлся кусок фразы “..из бухгалтерии Н.К.Ф.”, а далее следовал некий денежный расчёт. Вчитавшись внимательнее, он уяснил, что первая страница содержит запись командировочных, полученных в бухгалтерии Наркомфина “в день 12/IХ-41”, и предназначены эти командировочные в сумме 3526 рублей 13 копеек были для поездки не куда-нибудь, а в город Орёл, “в Облуправление НКВД”.

— Ты думаешь - оно?— осторожно спросил Алексей, всё ещё не веря в успех.

— Я помню, что гражданин, которого мы ищем уже семьдесят первый год, был командирован Наркомфином в Орёл, и именно в Орле коротал в тюрьме свои последние дни несчастный Раковский. Для чего-нибудь другого - слишком много совпадений.

Петрович поведал, что неутомимый и вездесущий ветеран нашёл выход на одну здешнюю “буржуйку”, в гараже у которой хранились предметы, украденные в прошлом году из областного музея и до сих пор не распроданные. Алексей тоже был наслышан об этой нашумевшей истории, однако даже не допускал, что музейные экспонаты могут выставляться в воровских схронах. Хотя если разобраться, то сараи “чёрных копателей” вряд ли чем будут лучше - все крадут, только по-разному!

Большая часть ночи прошла без сна: Алексей страницу за страницей осторожно пролистывал тетрадь. Мария сидела рядом, и от поднимающегося вала радости боялась заговорить и даже сильнее вдохнуть; довольные же Петрович и ветеран о чём-то еле слышно беседовали в стороне. Сомнения исключались: на столе лежал документ, оставленный тем самым человеком, следы которого они искали. Правда, страницы были сильно повреждены и местами слиплись, отчего читать залпом было нельзя, и оттого невозможно было понять, содержится ли в них заветная информация, сообщённая Раковским, и сообщил ли высокопоставленный узник что-либо вообще.

Требовалось немедленно уезжать в Москву, чтобы разделить скальпелем и просканировать все до одной страницы с целью гарантированного сохранения и расшифровки проблемных мест.

Однако сразу же встал вопрос: вдруг в схроне остаются другие важные артефакты? Чтобы заполучить тубус, Петрович отдал хозяйке всю прихваченную с собой наличность и не смог забрать многое из того, на что положил глаз - полуистлевший блокнот, колоду карт, исписанную химическим карандашом, несколько красноармейских книжек, обрывок старого журнала… Требовалось во что бы то ни стало проинспектировать хранящиеся в “блатхате” вещи и выкупить с запасом всё, что могло иметь отношение к их делу.

Заснув буквально на несколько часов перед рассветом, Алексей с Петровичем выехали, дабы не светиться в здешних окрестностях, в соседнее Нелидово, где через банкомат сняли сто тысяч рублей - предельную сумму наличных, которую согласилась выдать провинциальная сберкасса.

Когда ближе к полудню они подкатили к большому каменному дому “буржуйки” с кованной оградой и огромным крытым двором, совершенно не вязавшимися с нищетой и запущенностью остального посёлка, Алексей хмуро посетовал, что “ради хорошего дела приходится идти на поклон к воровкам”, выкупая “украденное у народа”. Петрович с ним не согласился, сказав, что “буржуйка” - отнюдь не воровка, а бывшая заместитель администрации по финансам. И никакого налёта на музей не было - просто когда зачастили покупатели, она пошла и забрала из музея то, что сочла нужным, поскольку уверена, что без её участия музей бы давно прикрылся.

“Но ведь она же в лучшем случае только администратор, а деньги на музей шли из народного бюджета!” — продолжал горячиться Алексей. Но и здесь Петрович дал понять, что пока Алексей разъезжал по заграницам, он сумел погрузиться в российскую реальность достаточно глубоко:

“Весь бюджет посёлка сидел и продолжает сидеть на налогах от водочного завода, который принадлежит её мужу. Поэтому всё, что здесь имеется, она считает своим. Можно, конечно, попытаться доказать, что деньги, полученные за водку, тоже народу принадлежат, но это уведёт нас в дебри политэкономии и сутяжничество. Поэтому лучше руководствоваться старым верным принципом - грабить награбленное!”

Разумеется, сказанное Петровичем являлось шуткой. Пограбить Изольду Донатовну Зозулю было делом непростым, если не сказать невозможным. Все подходу к особняку просматривались стеклянными зрачками видеокамер, перед входом на территорию периодически возникали молчаливые верзилы в камуфляжных костюмах, а на боковой улочке, неподалёку от въезда в хозяйский гараж, как бы ненароком стоял кем-то припаркованный полицейский автомобиль.