Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

— Завидую вам, генерал Могилёв, мудрый вы человек.

— Бросьте, Геннадий Геннадьевич! Уж кому завидовать - так это вам!

— Так я же, Рудольф Викентьевич, не про работу, а про вашу пенсию и награждение Золотой звездой! Совсем забыл сказать - указ подписан, мне как раз перед встречей с вами сообщили из Администрации Президента. Так что рад первым доложить приятную новость! И заодно решается вопрос о вашем депутатстве - как раз в Госдуме мандат освободился. Так что вы аккуратно и мудро прошагали по служебной тропе от начала и до конца, с чем вас от души поздравляю и чему завидую искренней и белой завистью!

— Благодарю вас, Геннадий Геннадьевич, за хорошую новость. Но насколько я наслышан, до конца недели я ещё на посту.

— Разведка доложила точно, всё верно. Но вы же не станете возражать, что последняя неделя - это уже не работа! Не знаю про других, но вот я точно не посмею дёргать вас по пустякам. Хотя… хотя есть один вопросик, который бы хотелось с вами уточнить.

— Пожалуйста, я готов.

— Передайте нам агента, сообщившего о царском фонде.

— Боюсь вас огорчить, Геннадий Геннадьевич, но это невозможно.

— Почему?

— Ну вы же отлично знаете! Мы свои источники не передаём.

— И даже своим?

— Даже своим.

— Напрасно. Разбалуете вы их!

— Возможно. Однако то, что есть - это принципиальная позиция. Иначе с нами никто не станет сотрудничать.

Фуртумов улыбнулся и покачал головой.

— Понимаю. Работать за идею всегда тяжелее, чем за деньги. Но коль уж взялся за гуж - не говори, что не дюж.

— А вот в этом я с вами не соглашусь, Геннадий Геннадьевич,— возразил генерал.— Не знаю, как обстоит у вас, а вот лично мне совершенно очевидно, что в самое глубокое и беспросветное рабство люди попадают как раз из-за денег. Если идея разонравилась - ну и чёрт с ней, закрой долги, замети следы - и свободен, если специально гадить не станешь. А с деньгами ведь всё по-другому. Ты можешь стать миллиардером, но если в начале пути тебе, ещё нищему, кто-то памятливый заботливо дал тысчонку, чтобы раскрутиться, или же помог со связями - то он, можно считать, тебя с потрохами прикупил. Его тысчонка и сделалась твоим миллиардом, он всегда сможет это доказать и, стало быть, объявить по гроб зависимым. И ведь его не прибьёшь, не застрелишь, чтобы освободиться,- такой, как правило, не один, за ним другие стоят, и если рыпнешься - они вспомнят всё. К сожалению, именно так сегодня устроен мир. Освободиться и уйти на волю можно только с согласия кредитора и покровителя, как при крепостном праве. Или ногами вперёд. Так что кроме свободных, но нищих пролетариев, “свободные экономические субъекты”, о которых все ныне столь пекутся, существуют разве что в учебниках, которые читает мой внук. Я закончил, извините.

И глубоко вдохнув и выдохнув, Могилёв отёр вспотевший подбородок.

— Не только в учебниках, но, выходит, и у вас в разведке “свободные экономические субъекты” существуют, Рудольф Викентьевич!— дружелюбно рассмеялся Фуртумов.— Ну, да бог с ними! Не хотите агента отдавать, и не надо. У нас своих бездельников хватает. Между прочим, и вы здесь совершенно правы,- бездельников весьма многим нам обязанных и потому вполне управляемых. Которым не надо для поучения рассказывать историю, скажем, про Рейсса или Кривицкого [Игнатий Рейсс (Порецкий) и Вальтер Кривицкий (Гинзберг) - известные советские разведчики-невозвращенцы 1930-х годов] - типа что, мол, бывает, если предашь и убежишь. Нынешние отлично понимают, что их судьба - в их счетах и обязательствах, которые высвечиваются у нас на одних экранах вместе со счетами и обязательствами наших противников.

— Не соглашусь с вами,— возразил Могилёв.

— Не согласитесь? Почему?

— Рейсса и Кривицкого - если, конечно, последний не пустил в себя пулю сам,- ликвидировали не за перебег, а за то, что им по делу Сташевского инкриминировалось соучастие в присвоении денег правительства Каталонии в годы испанской войны [Торгпред СССР Артур Сташевский (Гиршфельд) во время гражданской войны в Испании негласно считался главным представителем советской стороны и фактически распоряжался республиканскими финансами. Незадолго до своей смерти Вальтер Кривицкий писал, что Сташевскому “удалось взять в руки контроль над испанской казной”]. Очень скользкая тема… По нынешним меркам, там речь могла идти о нескольких миллиардах - и это помимо того испанского золота, которое официально перевезли в СССР. Хотя если честно - твёрдых доказательств, что деньги были именно украдены, не имелось. Убила невероятная сумма.

— То есть если бы они действительно “пильнули” испанскую казну - то их не следовало стрелять, не так ли?— с неуловимо-лукавой интонацией возразил Фуртумов.

— Мы же не знаем всех деталей,— равнодушно ответил Могилёв и зевнул.— Может, Сташевский выдал всё на следствии, и потому все они стали не нужны. Или выяснилось, что деньги уже давно там, откуда их не изъять. А может быть, извините за профессиональную мнительность, нужно было “прикрыть” совершенно других людей…

— Хм, а говорите - в финансах не разбираетесь, Рудольф Викентьевич! Всё-то, я смотрю, вы знаете! Между прочим, история с вашим “царским фондом” не напоминает ли вам историю с деньгами графа Игнатьева [граф А.А.Игнатьев - генерал царской армии, русский военный атташе в Париже, прославившийся тем, что передал СССР более 200 млн. франков золотом, хранившихся на открытых на его имя заграничных счетах. За этот поступок Игнатьев был проклят в среде белой эмиграции. После возвращения в СССР работал на руководящих военных должностях и пользовался покровительством Сталина. Автор книги мемуаров “Пятьдесят лет в строю”]?

— “Красного графа”? Пятьдесят лет в строю и ни дня в бою, как у нас шутили? С чего это вы вдруг про него вспомнили?

— Игнатьев в первую мировую являлся распорядителем счетов русского военного ведомства в Париже. Счета, как иногда водится у нас, отчего-то были открыты лично на него. Но в один прекрасный день, уже пребывая в эмиграции, он совершил невероятный поступок: взял - и перевёл эти миллионы на нужды СССР, за что получил от Сталина прощение и почёт. Может быть, за вашим “фондом” тоже стоит некто, кто желает того же?

— Прощения и почёта? И для этого держать деньги под спудом более девяноста лет?

— Ну да. Потомок какой-нибудь, например. Или, скажем, связанный с потомком олигарх?

— Очень сильно в этом сомневаюсь. Прощение и почёт сегодня приобретаются куда меньшей ценой. Хотя - почему бы и нет? Всё возможно…

— Всё возможно, вы правы… Но тогда отчего вы не стали прорабатывать подобную версию сами?

— Финансы - это не наш профиль, Геннадий Геннадьевич! Мы привыкли знать своего врага и смотреть ему в лицо. А это поле - оно, согласитесь, ваше. Здесь другая психология, другие мотивации… Так что не обессудьте - всё честно.