Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

Знающие люди шепчутся, что без тёмного гения Скварчалупи современный мир лишится разом всех денег, которые его сформировали в привычном для нас образе и к которым он привык, и обратится в хаос буквально за считанные дни. Чтобы этого не произошло, во здравие бессмертного банкира в различных концах земли по-прежнему горят чёрные свечи и совершаются особые магические ритуалы. И ещё - частные детективы и мистики продолжают по всему миру разыскивать тот роковой вексель, так и не обнаруженный ассасинами при убитом Лусенто.

Говорят, что этот вексель охраняют души невинных мучеников, лишённых жизни по недоброй воле чёрного банкира, которые, преодолев наложенное на них заклятье, всё же сумели обратиться к Лусенто с мольбою об отмщении. Теперь все они ждут часа, когда молчаливый и грозный ангел возмездия, спустившись с потемневших небес, предстанет с Tratta Del Destino, или Векселем Судьбы, перед уверовавшим в своё бессмертие Скварчалупи, и тот задрожит как осиновый лист, осознав, что уже никогда не сумеет его погасить. Тогда чёрный вихрь унесёт банкира в адскую бездну вместе со всем его бесконечно разросшимся наследством, слугами и нарисованными на бумаге триллионами.

По непонятной причине Вексель Судьбы время от времени даёт о себе знать, обнаруживаясь там, где людям, доведённым до беспросветного отчаянья, удаётся преодолеть природную трусость и эгоизм, чтобы хотя бы на короткое время поверить в собственные силы. В 1647 году его видели в ставке Мазаньелло, предводителя восставших неаполитанцев, в 1799-м он был замечен у калабрийских инсургентов, затем - у испанских партизан в горах Галисии, где великий Гойя даже сумел срисовать с него офорт. Многие убеждены, что с наступлением последних времён этот пожелтевший пергамент по реке из человеческих слёз будет принесён к ногам Спасителя, и Сын Божий на Страшном Суде заступится за всех тех, кто по причине нужды или бесплодной гонки за насущным хлебом не успел при жизни заслужить прощение…

Перечитав завершающие абзацы несколько раз, я отложил книгу, и решив не ходить к ужину, весь долгий вечер провалался на кровати, неподвижно глядя в потолок. В одно мгновение мне даже показалось, что за разводами облупленной потолочной краски начали проступать контуры древнего пергамента.

Вот такая интересная сказка - словно нарочно оставленная кем-то для меня и моей невесёлой ситуации…

20/XI-1941

Несколько дней проболел - видимо, стильное пальто и миланский шарф неважно берегут от наступивших холодов. Самое ценное, что сообщает немецкое радио - это сводки погоды, и они неутешительны. В ближайшие дни морозы будут усиливаться, так что о прогулках, скорее всего, придётся забыть.

Можно, конечно, сменить пальто на более тёплый и надёжный ватник, который имеется в прихожей,- но в этом случае внешний вид перестанет соответствовать моему особому статусу, и любой патруль запросто уволочёт меня в кутузку, приняв за партизана.

Нынешних своих соседей я практически не знаю и почти не общаюсь - ни одного интересного лица. Кстати, пару дней назад увезли радиста-украинца - его будут десантировать с парашютом едва ли не в московском пригороде. Думаю, что он не жилец - энкавэдэшники схватят его в первые же минуты.

Украинец, наверное, это тоже понимал, и перед отъездом долго и в голос молился, стоя на коленях перед картонной иконкой,- чем сильно разозлил прибывших за ним немцев. Почему-то мне стало его жаль…

03/XII-1941

Опять болею - подозрение на воспаление лёгких. На этот раз виноваты не прогулки, а ледяные сквозняки, выдувающие из моей спальни остатки тепла. Были и жар, и бред, но теперь сделалось немного легче.

Немецкий майор по имени Альбрехт подарил мне испанский лимон и плитку шоколада, которые, надеюсь, меня спасут. Если бы я умел молиться, то попросил бы, чтобы у этого Альбрехта на фронте всё было хорошо.

09/XII-1941

По городу стремительно расползаются слухи, что Красная Армия атаковала вермахт на многих направлениях под Москвой и добилась успехов. Среди немцев чувствуется замешательство, а домоправительница Авдотья Ивановна даже как бы повеселела.

Сегодня я убедился, что достаточно окреп, и поэтому решил возобновить прогулки. Несмотря на сильный мороз, я продержался на улице минут двадцать. Как бы ни было холодно, в свежем воздухе заключена великая сила!

За ужином присутствовал незнакомый мрачный оберстлейтенант, который сообщил, что Америка объявила войну Японии и что ответный шаг Германии не за горами. Фон Кольб, стало быть, был прав в своих предсказаниях. Интересно, где он сейчас и скоро ли объявится у нас?

20/XII-1941

Слухи о серьёзном поражении вермахта под Москвой получают всё больше подтверждений. На станцию прибыл санитарный эшелон, и со вчерашнего вечера немецкие грузовики непрерывно перевозят туда раненых.

Моё положение делается тревожным: видимо, в ближайшие месяцы с немцами в Москву я не попаду. Если ещё пару дней назад я с нетерпением ждал приезда Кольба, то теперь - внутренне его не желаю, поскольку если штурм Москвы откладывается до лета, то Кольб будет вынужден предложить мне отправиться из Ржева куда-нибудь подальше на запад. Безусловно, Кольб человек умный и понимает, что использовать меня в интересах заурядной разведки бессмысленно, однако здесь, на войне, он не всё решает лично…

22/XII-1941

Авдотья Ивановна пропала. Немцы уверены, что её убили или похитили партизаны. Жалко и несправедливо - ведь от одного того, что она варила немцам щи и жарила гуляш, её нельзя считать предателем. А с какой надеждой она взяла у меня тайком советские деньги!

25/XII-1941

У немцев Рождество, до этого с неделю все разговоры были о том, какое застолье они по сему случаю здесь закатят,- а теперь кроме сухих пайков и шнапса жрать абсолютно нечего! Исчезновение Авдотьи Ивановны разом лишило нас привычной кухни и комфорта, прелесть которых я только теперь по-настоящему оценил.

Тем не менее немцы организовали какой ни есть праздничный стол, выставив едва ли не все свои запасы консервированной свинины, сардин и сварив полный самовар препротивнейшего эрзац-кофе из ячменя. Снова зазвучали глупые тосты за победу Рейха и от меня потребовали высказаться в их поддержку. Я угрюмо ответил, как делал это раньше, что Германия воюет “не с Россией, а с большевизмом”, и потому готов пить только за победу над последним.

Троим эта мысль не понравилась, и они начали кричать, что если бы я видел, что “творят русские на фронте”, то “не смел бы так говорить”. Ну а я, также изрядно выпив, взбеленился и пошёл на обострение, заявив в ответ, что если за этим столом намерены пить за победу над Россией, то пусть перед этим меня застрелят, поскольку я продолжаю считать себя частью своей страны.