Грегори Бенфорд - Панорама времен

Гордон улыбнулся. Он достал желтый лист бумаги из конверта и положил его на стол.

— Алло.

— Гордон? Гордон, это ты?

— А, дядя Герб! — Гордон посмотрел на телефонный аппарат с удивлением, как будто голос дяди Герба здесь, в кабинете, звучал совершенно неуместно.

— Слушай, ты так упорно работаешь, что не приходишь вечером домой?

— Ну, знаешь, тут кое-какие эксперименты…

— Так мне эта девушка и сказала.

Гордон улыбнулся. Дядя не употребил свой обычный термин “леди”. Пенни для него была девушкой. И его мать, конечно, объяснила ему, кто она такая.

— Я звоню из-за твоей матери.

— Что с ней?

— Она больна.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Она больна.

— Она выглядела здоровой, когда я приезжал.

— Когда ты приезжал, она тоже болела. Просто старалась не показывать тебе, что с ней не все в порядке.

— Господи Боже мой, а что такое?

— Что-то вроде панкреатита, но они не уверены. Знаешь, эти врачи всегда не уверены.

— Она говорила о плеврите, но это было давно.

— Вот с него и началось.

— Насколько это серьезно?

— Ты же знаешь докторов, они пока ничего не говорят Но, я думаю, тебе следовало бы приехать домой.

— Послушайте, дядя Герб, сейчас я не могу.

— Она спрашивает о тебе.

— Почему она не позвонила сама?

— Ты знаешь, о ваших неприятностях она не распространяется.

— У нас не было особых разногласий.

— Гордон, своего дядьку ты не обманешь.

— Мне не кажется, что мы сильно ссорились.

— Однако она считает именно так. И я так думаю тоже, но знаю, что ты не станешь прислушиваться к совету своего старого глупого дядьки.

— Никто не считает вас глупым.

— Приезжай ее навестить.

— Я ведь работаю, дядя Герб. У меня классы, в которых я преподаю. А теперь еще эти эксперименты. Они очень важны.

— Слушай, твоя мать не станет звонить напрасно, но…

— Я бы приехал, если б смог. Я приеду, как только…

— Это очень важно для нее. Гордон.

— Где она сейчас?

— В больнице, где же еще.

— Почему?

— Какие-то анализы.

— Ну хорошо. Я действительно не могу приехать не медленно. Но я буду скоро. Да, я приеду очень скоро.

— Гордон, я полагаю, тебе надо приехать сейчас.

— Послушайте, дядя Герб. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. И я приеду, скоро приеду.

— Скоро, это когда?

— Я позвоню. Я сразу же дам вам знать, как только смогу — Ну хорошо. Она давно не слышала твоего голоса.

— Хорошо. Я знаю. Скоро.

Он позвонил матери, чтобы объяснить, из-за чего он задерживается.

Она отвечала слабым и неровным голосом, который расстояние делало еще слабее. Казалось, что она в хорошем настроении. Доктора очень милые и заботливые. Нет, у нее нет проблем с оплатой счетов, ему не нужно об этом беспокоиться. Она не разрешает ему приезжать. Он профессор, у него студенты, да и денег потребуется много, а приехать он сможет всего на несколько дней. Приезжай в День Благодарения. Это не поздно. Все будет в порядке. Дядя Герб слишком беспокоится, и в этом все дело.

Гордон вдруг сказал:

— Передай ему, что я не пижон. Работа находится в критической стадии.

Возникла пауза. С точки зрения его матери, слово “пижон” было не очень вежливым, но она решила не поправлять его.

— Это он поймет. Я тоже. До свидания, Гордон. Зажимайся своей работой.

Университет организовал пресс-конференцию для Рамсея и Хассингера. На конференцию явилась группа из трех человек от Си-би-эс, редактор колонки “Университет на пути к величию”, люди из “Сан-Диего юнион” и “Лос-Анджелес тайме”. Гордон расположился в последних рядах. Демонстрировались слайды с записью результатов, фотографии Хассингера рядом с испытательными резерву-1рами, а также графики разрыва в океанских экосистемах. Да аудиторию доклад произвел впечатление. Рамсей ус-1ешно отвечал на вопросы, Хассингер — полнеющий человек с большими залысинами и быстрым взглядом темных глаз — выступил с зажигательной речью. Один репортер задал Рамсею вопрос о том, как столь ужасные последствия могут возникнуть по довольно неясной причине. Рамсей попытался обойти этот вопрос, посмотрел на Гордона, а потом сказал что-то довольно туманное о предчувствиях. Люди, с которыми вы работаете, занимаются своим делом, а вы складываете это вместе, даже не зная, с чего все началось. Тогда репортер спросил, а нет ли в Ла-Ойе Других специалистов, которые работают над подобными вещами? Рамсею стало не по себе, он пробормотал нечто вроде: “Не знаю, что и сказать”.

Гордон потихоньку ушел, не дожидаясь перерыва. У него кружилась голова, он тяжело дышал. Ему казалось, что воздух в холле пропитан табачным дымом. Столбы солнечного света, падавшие из окон, теряли свою четкость и все время смещались.

Геркулес ушел за горизонт примерно в 9 часов вечера. Гордон мог отключить установку относительно рано. Оставалось только выполнить работу по расшифровке, если, конечно, в записях самописца появились прерывания в графиках ядерно-магнитного резонанса. Всю предыдущую неделю он приходил домой рано. А потом уровень шумов снова стал возрастать. Шли спорадические сигналы. Геркулес находился в небе примерно с середины утренних часов и до вечера. В течение целого дня он принимал данные на установке, затем, после девяти вечера, готовился к лекциям и проверял работы студентов. Гордон задерживался в университете все дольше и дольше. Однажды даже заночевал в своем кабинете.

Когда он вошел в дом, Пенни удивленно посмотрела на него.

— Что случилось? Отключили электричество?

— Нет, просто закончил сегодня пораньше.

— Господи, ты ужасно выглядишь.

— Немного устал.

— Выпьешь? — — Только не “Бруксайд”, если Ты его пьешь.

— Нет, у меня “Круг”.

— А что ты делала с “Бруксайдом”?

— Купила для готовки.

— Понятно.

Он выпил вина, пожевал кукурузных чипсов и уселся за кухонный стол. Пенни ставила оценки за эссе. Радио надрывалось: “Я почти не знаю историю”. Гордон нахмурился. “Я мало что знаю по биологии”.

— Господи, да выключи ты эту дрянь.

"Я не знаю, для чего нужна логарифмическая линейка”.

Пенни повернула голову, прислушиваясь.

— Это одна из моих любимых песен. “Но я знаю, что я тебя люблю”. Гордон неожиданно вскочил и резким движением выключил радиоприемник.

— Потоки невежественной ерунды.

— Это очень милая песенка. Гордон как-то зло рассмеялся.

— Господи, что с тобой?

— Просто мне не нравится, когда паршивая музыка звучит слишком громко.

— Я чувствую, ты считаешь, что Рамсей и Хассингер тебя надули.

— Не в этом дело.

— А почему? Ты позволил им присвоить все.

— Они это заслужили.

— Но идея-то чужая.

— Пусть они возьмут ее себе. Идея, над которой я работаю, значительно больше того, о чем они говорили.