Людмила Жукова - Прошу тебя, припомни...

Потому и решено было провести эксперимент среди будущих археологов. Их мозг работает целенаправленно — в глубь веков.

Сигналы «Скифа» стали тише, пошли тесты второго ряда: что представляет испытуемый при вопросе… Где-то среди карточек есть и особая — специально для Олега — обложка одного из томов «Записок археологического общества губернского города Т.» за 1840–1860 годы и выписки.

Совсем тихие, еле слышимые только ее тренированным ухом сигналы подает «Скиф», пошли самые трудные задания — старославянские тексты, таблички на венедском языке. Но что это? Сигналы убыстрились. Тревожные и громкие, они стали похожи на сирену. Такого не бывало со «Скифом»! Катя выбежала в коридор, увидела Ларису, сидящую у окна в соседстве с рыжим остряком.

— Лариса! Пойди выясни, что со «Скифом»!

Лариса едва прикоснулась к дверной ручке, как дверь распахнулась, и оттуда вылетел Олег.

— Опыт не кончен! — пыталась удержать его Лариса.

— В другой раз закончим, — отодвинув Ларису, пробормотал Олег и, не поглядев в сторону окна, у которого, сжавшись, стояла Катя, помчался к выходу.

— Вы куда, Олег Дмитриевич? — окликнул его декан, поднимавшийся по лестнице навстречу.

— Мне срочно нужно уехать, срочно! — на ходу проговорил Олег.

— Но ведь у вас лекция! Что с вами? — встревожился декан. — Заболели?

— Нет, нет. Ну ладно, я проведу лекцию. Извините, Борис Иванович!

И он, круто развернувшись, зашагал назад.

— Он сбежал в середине эксперимента, Катерина Дмитриевна! — возмутилась Лариса. — Посмотрите изображение на экране — тесты второго ряда только начались!

— Мне понятно, в чем дело, — справившись с собой, сказала Катя. — Проверь, с какого вопроса «Скиф» стал испускать громкие необычные сигналы. Перемотай пленку.

— Да вот, ясно — с момента показа каких-то «Трудов»… Не пойму, что за «Труды»! Я вроде не закладывала такую карточку…

— Ладно, иди отдыхай, я сама расшифрую, — растерянно улыбаясь, сказала Катя и опустилась на стул.

Она спешно расшифровала запись, вынула пленку, вставила ее в магнитофон и побежала с драгоценной ношей в радиорубку. Принятое ею еще в момент разговора с рыжим начальником радиосвязи решение показалось сумасбродством, даже хулиганской выходкой — включить во время лекций музыкальную какофонию с записью! Но… Пан или пропал!

Подключив магнитофон к радиосети и услышав первые взрывные звуки, она закрыла на ключ радиорубку и понеслась вихрем вниз.

По пустым лестничным переходам цокотали ее каблучки в такт громкой, необычной музыке — было в ней что-то суровое и печальнее, словно прощальное, было такое широкое, раздольное, что захватывало дух, будто по степи на лихом коне не кто-то, а ты сам скачешь — здоровый, молодой, и не знаешь, куда девать силу богатырскую, удаль молодецкую. Преподаватели выглядывали из дверей, возмущались: «Какой сумасшедший включил музыку во время лекций! Безобразие!»

Два студента, понукаемые ими, понеслись к радиорубке. А Катя бежала к аудитории, где читал лекцию Он.

Дверь была плотно прикрыта, она приотворила ее и увидела Олега за кафедрой. Он что-то говорил. С паузами, явно прислушиваясь к музыке.

— Вы, конечно, читали только что вышедший замечательный труд академика Рыбакова «Язычество древних славян», где прослеживается история наших предков. Итак, прав был Блок, гордо утверждая: «Да, скифы мы!»

А музыка тем временем сменилась — пошли последние вопросы, заданные педагогу Оршеву, и тот, о «Записках археологического общества». И будто степь ворвалась в зал, наполнила его острым запахом чебреца, засвистал ветер, и солнце, высокое и жаркое, послало сюда, на кафедру, за которой в нерешительности стоял немолодой сутулый человек с проседью в рыжих волосах, сноп брызжущих золотом лучей. И то ли спряталась седина, то ли порыжела, плечи распрямились и блеснули знакомой синеватой сиренью глаза. И легко спрыгнул человек с возвышения, зашагал к выходу.

— Я закрою дверь, Олег Дмитриевич! — вскочил какой-то студент.

— Нет, не надо. Мне нужно идти, — отстранил его Олег.

Катя еле успела спрятаться за дверью, но тут же поспешила следом.

— Вы не видели тут командиршу этих психов-психологов? — столкнувшись с ней на бегу, спросил перепуганный рыжий острослов.

— Кого? — остановилась на миг Катя.

— Да эту, Медузу Горгону, Свешникову. У нее ключ от радиорубки!

— Не видела, — сообразив, что рыжик не узнал ее, прыснула Катя и, проносясь мимо зеркала в фойе, остановилась, взглянула.

Очков нет — видимо, оставила в радиорубке. Старушечий пучок волос развалился, и волна светлых прядей ниспала на плечи. А где же ваш строгий жакет, Екатерина Сергеевна? Ах, остался в лаборатории, на стуле. Что-то еще произошло с вами. Из чистой зеркальной глади удивленными юными глазами смотрело лицо восемнадцатилетней Кати — библиотекарши из шестьдесят какого-то года XX века.

Улыбнувшись себе в зеркало, она выбежала из фойе и в проходной увидела, как Олег набрал номер телефона и быстро спросил:

— Когда ближайший поезд до города Т.?

В ее город!

Она тихо окликнула его:

— Саша!

Ой, господи, почему «Саша»? Олег! Оговорилась… Привычка тринадцати лет: что ни случится — звать Сашу! Днем ли, ночью, в радости, в беде… Если Олег… Если с ним… То Саша уйдет из ее жизни… Но это же невозможно — жить без Саши! Предать Сашу.

Она словно споткнулась на бегу, прянула назад.

А Оршев кричал в трубку:

— Мне самый ближайший поезд, самый!

Она тихо подошла к нему, остановилась за спиной и сказала ровным голосом:

— Здравствуйте, Олег Дмитриевич!

Он, боясь спугнуть того, кто за спиной, медленно обернулся.