Айзек Азимов - А. Азимов, Г. Уэллс

– Это значит в будущее, да?

В капсуле раздавалось тихое гудение, свидетельствующее о том, что приборы включены. Харлан незаметно надавил локтем на пусковой рычаг.

Ни с чем не сравнимое чувство «движения» сквозь Время не вызвало у нее тошноты, как опасался Харлан. Она сидела притихшая, спокойная и такая красивая, что при взгляде на нее у Харлана замирало сердце, и плевать ему было на то, что, проведя ее – человека из Времени – в Вечность без специального разрешения, он нарушил закон.

– Эндрю, что означают эти цифры? Годы? – спросила она.

– Нет, Столетия.

– Ты хочешь сказать, что мы перескочили через много тысяч лет? Уже?

– Да.

– Но я ничего не заметила. – Она огляделась. – А как мы движемся?

– Не знаю, Нойс.

– Не знаешь?

– В Вечности есть много вещей, которые трудно понять.

Цифры на счетчике Столетий сменялись все быстрее и быстрее, пока не слились в туманное пятно. Харлан разгонял капсулу на предельном темпоральном ускорении. Повышенный расход энергии мог быть замечен на Энергоподстанции, но Харлан сомневался, чтобы кто-нибудь из инженеров заподозрил неладное. Никто не ждал их у входа в Вечность, когда он вернулся вместе с Нойс, и одно это гарантировало девять десятых успеха. Сейчас ему оставалось только спрятать ее в безопасном месте.

– Вечные не всеведущи, – проговорил он после паузы.

– А я даже не Вечная, – пробормотала Нойс, – я знаю так мало.

У Харлана екнуло сердце. Все еще не Вечная? Но ведь Финжи утверждал…

«Оставь, – просил он себя, – не копайся. Она пошла за тобой. Она улыбается тебе. Не искушай судьбу. Что тебе еще надо?»

И все-таки он спросил:

– Ты веришь в бессмертие Вечных?

– Видишь ли, они сами называют себя Вечными, и поэтому все уверены, что они живут вечно. – Она лукаво улыбнулась. – Но я знаю, что это неправда.

– Значит, ты не веришь?

– После того как я поработала в Вечности, – нет. Люди, которые живут вечно, не разговаривают так, и потом там были старики.

– И все же ты мне сказала той ночью, что я никогда не умру.

Все еще улыбаясь, она придвинулась поближе к нему.

– А я подумала: кто знает?

– А как Времяне относятся к тому, чтобы стать Вечными? – Харлан хотел задать вопрос непринужденно, но в голосе против его воли проскользнула напряженная нотка.

Ее улыбку как рукой сняло. Почудилось ли ему или она действительно покраснела?

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне интересно.

– Все это глупые выдумки, – ответила она, – мне не хочется о них говорить.

Нойс опустила голову и принялась рассматривать свои ногти, которые тускло поблескивали в слабо освещенной капсуле.

– Зачем тебе понадобилась моя любовь? – вдруг спросил Харлан.

Она чуть побледнела, откинула назад свои длинные волосы и очень серьезно посмотрела ему прямо в глаза:

– Раз уж тебе так необходимо знать – у нас есть поверье: любовь Вечного делает девушку бессмертной, А я не хочу умирать. Это одна причина.

– Ты же сказала, что не веришь этим бредням.

– А я и не верю. Но ведь попытка – не пытка. Особенно если учесть вторую причину.

Он осуждающе посмотрел на нее, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего Столетия.

– Какую?

– Мне все равно хотелось.

– Ты хотела, чтобы я полюбил тебя?

– Да.

– Но почему именно я?

– Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной.

– Смешной?

– Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам глаз с меня не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя.

– При чем тут жалость? – У Харлана пылали щеки.

– Ты так мучился и страдал. А в любви все очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать?

Харлан покачал головой: «Ну и нравы в этом Столетии!»

– Спросить – и все тут, – пробормотал он, – так просто? И больше ничего не надо?

– Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще?

Теперь настал черед Харлана потупить глаза. В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и ее современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о ее прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно?

Слегка покраснев, он смущенно спросил:

– А что ты сейчас думаешь обо мне?

– Ты славный и очень милый, – ответила она. – Если бы ты к тому же пореже хмурил брови… Почему ты не улыбаешься?

– Смешного мало, Нойс.

– Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем.

Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдернул голову и не смог удержаться от улыбки.

– Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щеки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым.

Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла.

– Нам грозят неприятности? – тихо спросила Нойс.

– Да, Нойс, большие неприятности.

– Из-за того, что у нас было? Да? В тот вечер?

– Не совсем.

– Но ведь ты знаешь, что я одна во всем виновата. Если хочешь, я им так и скажу.

– Ни за что! – энергично запротестовал Харлан. – Не смей брать на себя вину. Ты ни в чем, ни в чем не виновата. Дело совсем в другом.

Нойс тревожно посмотрела на счетчик:

– Где мы? Я даже не вижу цифр.

– Когда мы, – поправил ее Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий.

Нойс изумленно раскрыла глаза.

– Неужели это верно?

Харлан равнодушно взглянул на Счетчик. Тот показывал 72000.

– Не сомневаюсь.

– Но где же мы остановимся?

– Когда мы остановимся? В далеком-далеком будущем, – угрюмо ответил он, – там, где тебя никогда не найдут.

Они молча смотрели, как растут показания Счетчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал ее. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей небезразличен.

Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота.

Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.

– В чем дело?

Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.