Сандра Макдональд - Край бесконечности (сборник)

– Ну хорошо. Подготовьте доклад для правительства. Уверена, они с радостью вас выслушают.

– Я могла бы поступить так. Может, так и сделаю. – На противоположной стороне катка репетирует любительский оркестр. Музыканты стоят на платформе в белом павильоне. Из-за замерзших пальцев они ужасно фальшивят. Ингвар приходится повышать голос, чтобы перекричать какофонию: – Вам нравилась предыдущая работа?

– Она приносила деньги.

На самом деле хорошая была работа, но я считала, что заслуживаю лучшего. Я рубила лед для сухогрузов. Берете обломок кометы километра два в поперечнике и начинаете обрабатывать его с помощью плазмы, лазеров и кумулятивных зарядов до тех пор, пока он не принимает симметричную правильную форму с центром тяжести в нужной точке. А потом кусок льда превращается в деньги на счету.

Еще там было чувство удовлетворения, которое испытываешь, когда отправляешь обработанную ледяную глыбу к голодным до сырья экономикам внутренней системы. На одной стороне закреплены двигатели, на другой – паучок навигации, а впереди длинное-длинное путешествие прямо к Солнцу.

– Но потом все поменялось, – говорит Ингвар. – Ни за одну ночь, конечно же. Но быстрее и сильнее, чем вы могли ожидать. Новые технологии, новые способы вести дела. И все это решали люди, которые не знали вас и которым было на вас плевать. Люди вроде Сканды Абруда.

– Я шла в ногу со временем.

Фигуристы лениво нарезают круги на льду. Большинство из них неумехи, но на Тритоне даже самое нескладное исполнение становится элегантным. И тут я неожиданно осознаю, что ни разу не видела здесь пустого катка. Девушка подпрыгивает, складывает руки и выполняет, наверное, двадцать поворотов в воздухе, прежде чем ее коньки успевают вновь коснуться льда.

Иногда высоко над эклиптикой я отключаю антенну «Лунной шаланды» от человеческой суеты и трескотни, настраиваюсь на частоту реликтового излучения. Слушаю шум творения. И именно так звучит каток: бесконечный космический шорох.

Над головой Нептун с безмятежным равнодушием смотрит на четырехугольную площадку. Может, очень скоро я бы выбросила из головы весь наш разговор. Но сделать это, когда и Нептун, и Наяда маячат наверху, очень сложно.

– И вы стали заниматься искусством? Неужели это было так просто? – спрашивает Ингвар.

Чего она так за меня волнуется?

– Либо это, либо голодная смерть. Думаю, я выбрала правильно. На жизнь хватает. – Я смотрю, как экскурсионный космолет скользит вдоль лика Нептуна, разделенного на две половины. Корабль сияет, как неоновая рыбка. – Хватало, пока вы не вмешались.

– Но вас ждало и разочарование. Были мечты, оставшиеся мечтами, нереализованные амбиции.

Тон, которым она спрашивает. Ничего не могу поделать с собой. Мне кажется, что в каком-то смысле она сейчас говорит о собственной карьере. Частный детектив: вряд ли самая гламурная или самая оплачиваемая специальность в Системе. Может, когда-то давно Ингвар надеялась на что-то большое?

Симпатия? Не совсем. Но, без сомнения, уже проблеск понимания.

– Мы все выбираем для себя лучшую долю, – говорю я. – Или пытаемся выбрать.

– Все не так плохо, не так ли? Я имею в виду: посмотрите на нас. Мы на Тритоне, рядом с Нептуном. Смотрим, как люди катаются на коньках. – У Ингвар зуб не попадает на зуб. – Прохладно, но, если захотим, пойдем куда-нибудь, где потеплее. Мы не голодаем, если нам нужно общение – мы находим компанию. И так повсюду. У нас есть прекрасные вещи, на которые можно смотреть. Прекрасные виды; есть что исследовать и с кем поболтать. Почему кому-то этого мало? Почему кому-то нужно от жизни больше, чем может дать Система?

Я уже вижу, к чему она ведет.

– Имеете в виду, почему некоторые хотят все это бросить?

– Я просто не понимаю. Но я была там, на Юпитере. Я видела космические верфи, на которых строят войдолеты. Их там столько, что не сосчитать. И туда постоянно течет поток добровольцев, достаточно богатых, чтобы купить место на этих кораблях. Даже после того, что случилось. – Ингвар топает ногами, спасаясь от холода. А в белом павильоне любительский оркестр начинает фальшивить очередное произведение. – Что не так с этим людьми? – снова спрашивает она, а я не понимаю, о ком идет речь: то ли о музыкантах, то ли о добровольцах в анабиозе.

Я взяла Сканду с собой, чтобы первый раз посмотреть на астероид.

Тот находился на орбите далеко от эклиптики. Я уже видела картинки, но первый осмотр на месте всегда особенный.

– Астероид тебя устраивает? – спросила я Сканду.

– Да. Даже больше чем просто устраивает. Он же подойдет для заказа?

– Обязан.

Материал для работы был и правда отличный. Я облетела вокруг астероида уже с десяток раз, прокартографировала все с точностью до волоска и отсканировала его сердцевину. Сброшенные сейсмические зонды передали эхокарту наружного слоя. Ни один из показателей не внушал даже призрака тревоги. Мысленным взором я уже видела голову Давида и твердо знала, где проведу первые разрезы.

– Я не думал, что он будет такой огромный, – сказал Сканда. – Одно дело видеть изображение, а другое – быть здесь и чувствовать мертвую хватку гравитации. Это настоящая гора, летящая в космосе. Чувствуешь?

– Это просто камень.

Сканда поправил мои волосы, так чтобы они не падали на глаза.

– Маловато в тебе романтики, – с мягким упреком заметил он.

Честное слово, я не ожидала, что все пойдет по такому сценарию. Как правило, я не сплю с клиентами. Когда Сканда настоял на том, чтобы сопровождать меня к астероиду, я предупредила его о своих обычных требованиях и условиях. Мой корабль – мои правила. На «Лунной шаланде» не так много личного пространства, и наш полет туда и обратно должен был оставаться строго деловым. Точка.

Но, по правде, уговорить меня Сканде не составило особого труда. Он был обаятелен, красив и хорошо знал, чего хочет. Именно последнее привлекло меня больше всего.

Он уже выбрал подходящий астероид. И ему нужно было находиться здесь, стать свидетелем. Кто я, чтобы спорить?

Вскоре началась работа.

Я управляла ботами. Нетерпеливыми роями они вылетали из «Лунной шаланды». Какие-то были снабжены лазерами и плазменными резаками. Другие предназначались для прокладки туннелей: часть из них бурила скважины, а другая устанавливала туда заряды. Пока дроны суетились, по бокам космолета появились огромные манипуляторы для работы с астероидом. В каждом из них было множество различных инструментов для отбора проб и резки камня. Благодаря дистанционникам, я могла работать с астероидом как будто с глиной. Грязь под ногтями – это я любила больше всего.

Ваяла, как Микеланджело.

Халтущики, вроде Йиннинга и Тарабулуса, могли бы закончить скульптуру за несколько недель. Но я делала ее на совесть, а это означало месяцы кропотливой работы. Месяцы, в течение которых на корабле в сотнях световых минут от цивилизации находились только мы двое.