Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.

Минуты неощутимо уходили. Нам следовало бы присоединиться к тем, кто ожидал нас в нижнем городе, но я предпочел более интимную атмосферу моего старого кабинета. В сущности, этот рубеж не имел никакого значения, но все мы, текны и триллы, привыкли к мысли, что настоящий большой путь через космос начнется тогда, когда мы пересечем эту условную черту.

Раздался легкий хлопок. Кельбик торжественно откупорил бутылку маранского вина и наполнил три бокала, поставленные Ренией на стол. Мы ожидали в молчании.

— Десять секунд, — услышал я голос Керлы.

Я встал, взял бокал.

— Друзья, тост Кальра-основателя! За прошедшие века.

— За настоящее! — подхватил Кельбик.

— За вечные дни грядущего! — тихо закончила Рения.

Мы выпили. Сначала тихо, затем все громче и громче, все мощнее и гуще запели сирены города, усиленные динамиками. Вой сирен терзал наш слух, как жалобный стон всей планеты, как безумные голоса машин, изнемогавших от непосильного напряжения. Откуда-то сверху, с купола Солодины, луч прожектора в последний раз осветил террасы, вырывая из темноты отдельные контуры и отбрасывая жесткие тени. Затем отовсюду взвились ракеты. Они взлетали в черное небо, рассыпая разноцветные искры, и тут же падали маленькими огненными кометами. И сразу все кончилось. Сирены умолкли, прожектор погас. Земля пересекла рубеж.

Мы долго еще сидели молча. Наконец я встрепенулся, взял Рению за руку.

— Ну ладно, пора спускаться! У нас еще много работы.

Прошло несколько недель, и мы уже удалились на безопасное расстояние, когда однажды в несусветную рань меня разбудил сигнал видеофона. На экране возникло взволнованное лицо Хани.

— Хорк, скорее приходите. На Солнце замечены первые признаки реакции. А, и ты там, Рения? Тоже приходи!

Мы торопливо оделись и бросились к лифту. Через несколько минут мы уже были у входа в центральную обсерваторию, где едва не столкнулись с взъерошенным и тоже полусонным Кельбиком. Хани ожидал нас в окружении целого штаба своих астрономов. Он был в отчаянии. Я не стал тратить времени на утешения.

— Вы сказали — первые признаки реакции. Но почему так рано? Вы уверены?

Не говоря ни слова, главный астроном Керла протянул мне фотоснимок, сделанный автоматической обсерваторией на Меркурии. Я склонился над снимком, Кельбик рассматривал его через мое плечо.

— Что ты об этом думаешь?

— Ты же знаешь, Хорк, я и близко не астроном. Дай мне показания спектрографа и клочок бумаги, и я скажу тебе свое мнение.

— На первый взгляд, дело дрянь. Но ты прав, нужно все как следует рассчитать. А вы что скажете, Р’тхал?

Р’тхал, специалист по Солнцу, мужчина средних лет, взял в руки фотографию.

— Согласно вашим расчетам, Хорк, которые были проверены и уточнены Кельбиком, первым признаком должно быть появление на Солнце особо темного, быстро увеличивающегося пятна с температурной инверсией. Вот серия снимков, на которых зафиксировано это явление.

Р’тхал показал нам, как на снимках сначала появилось крохотное пятнышко, почти незаметное на солнечном диске, как оно быстро росло, а затем вдруг исчезло и сменилось расплывчатым светлым полем, особенно ярким в том месте, где первоначально находилось черное пятно.

— Все цифровые данные в вашем распоряжении, — добавил он.

— Хорошо. Сейчас же установите прямую связь с центральной вычислительной станцией. Нам нужна звуконепроницаемая комната...

— Они все здесь такие.

— Тогда сойдет любая. Подъем, Кельбик! Ах, да: еще нам нужна бумага! Да побольше!

Мы заперлись и тщательно проверили данные. Мы давно работали вместе, поэтому я усвоил его систему анализа, а он — мои методы, пусть менее изысканные, но зачастую более быстрые. На протяжении шести часов мы работали порознь, останавливаясь разве что для того, чтобы выпить по чашке питательного бульона, который нам приносила Рения. Закончив расчеты, я поднял голову и взглянул на Кельбика. Лицо его было мертвенно-бледным.

— Так ты думаешь?..

— Я думаю, что если мы и уцелеем, то только чудом!

— Но, клянусь кишками трилла, как же мы могли так все ошибиться? Мы рассчитывали по крайней мере еще на полгода. А вместо этого имеем всего две недели!..

Кельбик горько улыбнулся.

— Все очень просто, Хорк, и, если тебя это утешит, ни ты, ни я ни в чем не виноваты. Все расчеты мы оба строили, отталкиваясь от константы Кооба, ведь так?

— Да, ну и что?

— Так вот, она неточна, дружище. И неточность начинается с семнадцатой цифры после запятой. Я только что все перепроверил.

— И почти за тысячу лет никто этого так и не заметил?

— А как это могли заметить? Этой константой если и пользовались, то лишь до двенадцатой цифры максимум. Но в нашем случае получился кумулятивный эффект — крохотная неточность вызвала лавину ошибок. И вот вместо шести месяцев — две недели!

Я внезапно почувствовал себя совершенно разбитым.

— Значит, вся наша работа была напрасна? Неужели фаталисты правы?

— Нет, полагаю, мы все же уцелеем. Правда, для отстающей от нас Венеры это будет труднее. Но, быть может, она тоже успеет, если сейчас же ускорится. Я сейчас посчитаю...

— А Марс? — спросил я, бледнея.

На Марсе все еще работали команды археологов, которые должны были вылететь вдогонку за нами лишь через несколько месяцев.

— За две недели, если они не будут терять ни минуты, может быть, им удастся опередить волну взрыва. Предупреди их немедленно посредством волн Хека.

Совет властителей, получив наше сообщение, тотчас же принял все необходимые меры. Геокосмосы заработали с большой нагрузкой, изыскатели на Марсе получили приказ возвращаться. Теперь оставалось только ждать. Через несколько часов Кельбик вернулся с целой серией новых, более точных расчетов. Реальная отсрочка равнялась всего лишь двенадцати дням!

Из четырех археологических экспедиций три сразу сообщили, что вылетают. Четвертая попросила разрешения задержаться на сутки, и я, еще раз предупредив об угрожающей им опасности, дал согласие. Да и как было не согласиться? Они только что обнаружили вход в подземный город и теперь пытались за оставшиеся часы осмотреть его и выяснить, что из находок можно спасти. Я разговаривал на волнах Хека с главой экспедиции. То был глубокий старец с длинными седыми волосами — если не ошибаюсь, он уже разменял третью сотню лет, — звали его Клобор.

— Какое невезение, Хорк! Мы нашли лишь первый, почти неповрежденный город, и у нас всего сутки на то, чтобы его обследовать!

— Да, только сутки, и то на ваш страх и риск, — ответил я. — Впрочем, раз уж вся ваша команда согласна. Но помните: двадцать четыре часа, и ни минуты больше, если вам дорога жизнь!

Сам не знаю почему, но эта находка меня живо заинтересовала: я словно предчувствовал, что она окажется крайне важной для будущего всего человеческого рода, и весь день поддерживал связь с Марсом. Около пяти часов пополудни Клобор сообщил, что впервые за всю историю мы теперь можем наконец составить представление о физическом облике марсиан. Археологи обнаружили несколько статуй, сфотографировали их на месте, затем тщательно упаковали и погрузили на большой экспедиционный космолет. Затем, в семь часов, грянул гром средь ясного неба: на экране возникло чрезвычайно взволнованное лицо Клобора: