Отфрид Ганштейн - Электрополис. Роман

Он рассмеялся.

— Видишь ли, когда я возвращаюсь из такого путешествия, из какого вернулся сегодня, то всегда бываю рассеян и не замечаю того, что делаю.

Он протянул мне руку и усадил меня в кресло рядом с Холльборном.

— Слушай: завтра утром прибудут первые аэропланы. Я нарочно телеграфировал из Сан-Франциско Аллистеру, чтобы он задержал инженеров на два дня на Суматре. Нам надо закончить кое-какие приготовления. Кроме того, завтра утром прибудут двести золотоискателей с Аляски…

Я перебил его:

— Но ведь ты же говорил, что белые не могут здесь работать? Я чувствовал на себе, как расслабляюще действует климат Австралии, а ведь я, в сущности, не был занят почти никакой работой… И все-таки к концу дня уставал так, будто ворочал каменные глыбы.

— Эти двести золотоискателей устроены особо, — возразил дядя. — Я бы сказал, что они сделаны из железа, и тела их закалены, как машины. Два года они работали в Аляске на лютом морозе, а до этого в африканских копях; кроме того, они уже рыскали по Австралии в поисках золота и слоновой кости… Нужно сознаться, что все эти молодцы — продувные канальи и бестии, каких еще не видывал свет. Они могут работать, как черти, а ночью пропивают и проигрывают все, до последней песчинки; нож всегда торчит у них за поясом, и они перережут человеку горло с такой же легкостью, с какой мы выругаемся.

В то время, как дядя расписывал качества этих молодцов, я думал: «Зачем же он набрал таких негодяев?»

И он, точно прочтя мои мысли, ответил:

— Они здорово работают. Я нанял их на три месяца. Разумеется, они считают меня сумасшедшим, так как я обещал им огромную награду, если они выроют мне каналы. И кроме того, я дал им письменное разрешение брать себе в собственность все золото и всю слоновую кость, которую они тут найдут. А то, что они найдут здесь золото, вполне возможно… И они очень рассчитывают на это. Первые дни они будут работать, как бешеные, а потом сбегут. Нам придется построить для них лагери и, конечно, позаботиться о том, чтобы в лагере был и кабачок и игорный притон — без этого они не могут жить. Разумеется, придется смотреть за этими висельниками во все глаза… Послушай-ка, мальчуган, — обратился он ко мне, — не будет ли это самым подходящим занятием для тебя?

И, увидя мое полное отчаяния лицо, рассмеялся.

— Нет, мой милый, такой ответственности я на тебя не возложу. Смотрителем этой колонии негодяев будет Джим.

Я вспомнил, что во время одной из наших прогулок Холльборн показал мне этого Джима. Это был маленький, голый человечек, сидевший согнувшись на скале у озера и напевавший какую-то негритянскую песенку.

Дядя продолжал:

— Сегодня надо будет разбить палатки. Пустить этих людей в пещеру нельзя, да они и не должны ничего знать о пещере. Я поговорю с Мормора — не могут ли его люди помочь нам.

Имя «Мормора» было мне совершенно незнакомо, и я насторожился.

— Кто это: Мормора?

Дядя, не любивший, чтоб его прерывали, ответил с досадой:

— Вождь племени людоедов. Кроме того, я выписал из Америки еще землекопов. Нам нужно будет вырыть колодцы. Всю нашу область мы разделим на 12 участков. Каждым участком будет заведовать инженер. Холльборн, список у вас?

Холльборн молча подал ему лист бумаги, и дядя начал читать:

— Моравец, старший инженер из Дрездена; он получит 200 арабов из племени Риад. Генрих Стобицер — двести туарегов из Ливийской пустыни. Вальтер Гольдинг — двести китайцев с Формозы. Отто Курцмюллер из Нюрнберга — двести сомалийских негров. Карл Гейнце из Потсдама — двести малайских туземцев. Эвальд Корнгольд из Майнца — двести негров из Дар-Эль-Салама. Кроме золотоискателей у нас будет 1200 человек. Сперва мы разобьем участки на шесть частей, и каждому из инженеров дадим заместителей.

— А как же я, дядя?

— О тебе поговорим сегодня вечером.

Я был немного обижен, но промолчал.

Я сидел один и злился. Дядя заперся у себя и приказал, чтобы никто его не тревожил. Холльборн вылетел куда-то. Мне никто не мешал отдаваться дурному настроению…

Почему дядя обошел меня назначением? Правда, я еще очень молод и неопытен, но когда же я приобрету опыт, если меня будут всегда отстранять от работы?

Из громкоговорителя раздался голос дяди:

— Иди ко мне!

Он сидел за столом, просматривая мою работу, сделанную за время его отсутствия.

— Ты сочинил все эти планы?

— Да, я думал…

— Во всем этом нет ничего нового для меня, но ты не должен огорчаться. Из этих планов я вижу, что ты прекрасно усвоил мои проекты и что у тебя есть инициатива. Это очень хорошо. Мне кажется, ты обиделся на то, что я не назначил тебя заведующим одним из участков? Но у меня есть для тебя кое-что другое. Других людей мне надо было бы изучать годами, тебя я уже знаю. Я читаю твои мысли. Я считаю тебя своим сыном и продолжателем моего дела. А пока ты будешь моим заместителем и помощником. Будешь везде и всегда со мной. Ты доволен? Не извиняйся и не благодари. Пойдем. Аэроплан уже готов. Я хочу познакомить тебя сегодня ночью с одним из моих хороших друзей — с Мормора, вождем племени людоедов.

Мы летели часа три. Только дядя и я. Я управлял аппаратом, он указывал путь. Под нашими ногами чернел лес, а посреди него была небольшая поляна. Дядя велел спускаться.

— Оставим аэроплан здесь и не будем пугать нашего приятеля. Он все еще не может освоиться с волшебными птицами европейцев.

Мы шли по лесу, дядя держал — в руке компас и ворчал:

— Каждый месяц эта публика меняет место жительства; за ними не угонишься.

— Почему ты не берешь никого из них на работу?

— Потому что это невозможно. Так же невозможно, как запрячь льва в плуг. Заставить свободного бушмена работать — это значит убить его. Дикари — как дети. Они могут работать, но играя, тоже как дети. У них должно быть сознание, что они могут каждую минуту бросить одну игрушку и взять другую. А принудить их к работе — это значит сделать их несчастными. Я уже подумал об их будущем. Я решил, что никогда, — слышишь: никогда, — они не должны быть изгнаны из этих лесов, из этого клочка пустыни…

Дядя приостановился, постоял несколько секунд прислушиваясь, сделал несколько шагов и спрятался за дерево. Я сразу же решил, что он заметил опасность, и мысленно похвалил себя за, то, что, отправляясь в гости к людоедам, сунул в карман револьвер — предосторожность, над которой дядя вероятно посмеялся бы.

Но вот он кивнул мне и приложил палец к губам, приглашая меня к молчанию. Когда я осторожно приблизился к нему, он шепнул:

— Не разговаривать! Не делать никакого шума! Смотри туда.

Перед нами расстилалась маленькая лужайка, и на ней шагах в ста от нас я увидел группу кенгуру. Одни из них лежали, растянувшись на земле, другие прыгали по лужайке, причем хвост служил им точкой опоры: без него они потеряли бы равновесие. Некоторые из них стояли на собственном хвосте и на задних лапах, сложив передние лапы на груди и посматривая по сторонам. Вид у них был такой, точно они молятся. Ветер дул в нашу сторону, и только поэтому их вожак не заметил нашего присутствия.