Михаил Тырин - Синдикат Громовержец

Лучше всего просто уйти. И не унижаться.

- Ладно, пока, - сказал он, отворачиваясь.

- До свидания, Кирилл, - ответила Машка каким-то бесцветным голосом.

"Конечно, - с горечью думал он, уходя. - На кой ляд я ей сдался чурбан деревенский. Для таких, как я, - полная "навозная академия" будущих доярок и свинарок. А про Машку нечего было и думать. Не для того она ко мне подходила..."

Он успел пройти шагов десять, как вдруг услышал за спиной какие-то странные звуки. То ли писк, то ли...

Он повернулся - и остолбенел. Машка не ушла. Она стояла и плакала. Причем - в голос, так, что тряслись плечи.

- Ты что? - испуганно проговорил Кирилл, торопливо возвращаясь к ней. Что с тобой, по дяде Спартаку соскучилась?

- Кирилл... - выговорила наконец она. - Кирилл, я не знаю, как с тобой разговаривать. Ну зачем ты такой?

- Машка, ты что?! - Кирилл по-настоящему испугался.

- Я тебя боюсь, - продолжала рыдать она. - Я иногда думаю, что ты меня презираешь, что смотришь и смеешься надо мной.

- Я - смеюсь?! - изумился Кирилл. - Да когда такое было?

- Всегда! - почти закричала Машка. - Я никогда не могу понять, что у тебя в голове. Ты бываешь такой далекий, ты как будто не веришь мне, как будто еле терпишь меня.

- Нет! - Кирилл был поражен. Он не знал, что может выглядеть таким в глазах Машки. - Честное слово, никогда такого не было.

- Неправда, - прошептала она сквозь слезы. - А что же тогда было?

Кириллу оставалось только пожать плечами.

- Ты понимаешь, что у меня здесь никого больше нет? - Машка закрыла лицо ладонями. - Совсем никого, понимаешь? А когда ты со мной - мне ничего не страшно. Я даже в город не побоюсь уезжать, если буду знать, что ты обо мне думаешь, что ждешь.

Она отняла руки от лица и вдруг посмотрела ясными, почти без слез, глазами.

- Мы ведь не можем просто уезжать или просто приезжать, это слишком грустно. Приезжать нужно к кому-то, чтобы ждать встречи, чтобы радоваться ей. А я? К кому мне здесь приезжать, кроме как на кладбище? Кирилл, пойми же, у меня есть только ты.

"У меня есть только ты..." У Кирилла голова закружилась после этих слов. Он вдруг понял, что давно уже Держит Машкины руки в своих.

- А ты сегодня... - опять появились слезы. - А ты говоришь "пока" и уходишь.

- Ты тоже сказала "пока", - смутился Кирилл.

- Я не знаю, как с тобой говорить... - с отчаянием повторила Машка. Не знаю.

Кирилл ни о чем уже не думал. Он обнимал Машку, гладил ее волосы и что-то шептал - наверно, какие-то пустяки, просто негромкие и спокойные слова утешения. И Машкины плечи совсем не были твердыми, как он боялся. Наоборот, она прижималась к нему, ее руки держали его так крепко, словно боялись потерять.

- Идем к нам, - сказал он, наконец. - Я не пущу тебя к соседям такую.

- Ничего, - Машка вытерла слезы. - Я сейчас успокоюсь. Иди, Кирилл, все хорошо. Меня тетя Вера сейчас накормит, чаем напоит... Только завтра приходи, ладно?

- Какой разговор!

Кирилл шел по темным улицам, словно летел на крыльях. Добрался до дома, почесал за ухом удивленного Черныша. Наконец вошел.

- Мам, я дома!

* * *

На столе был нормальный домашний ужин: картошка, овощи и лопнувшая в кипятке сарделька. Чувствовалось, что мать взбудоражена, хотя и старалась не подавать вида.

Отец тоже поднялся среди ночи и теперь ходил взад-вперед по кухне, закуривая одну сигарету за другой.

Кирилла не ругали, не укоряли за то, что исчез из дома, оставив родителей в страшном смятении. Отец и мать как-то поняли, что все действительно очень серьезно, раз уж сыну пришлось подвергнуть их такому испытанию. Кроме того, оба верили, что он не мог совершить что-то ужасное.

И вопросов не задавали. Пытались, конечно, но Кирилл это дело очень быстро пресек.

Мать и не настаивала. Ей достаточно было, что ее ребенок сидит дома и уминает ужин, что он здоров и даже, кажется, весел. А значит, ничего страшного быть не может.

Только вот отец все ходил и ходил из угла в. угол, нервничая.

- Пойду, постель сделаю, - сказала мать, покидая кухню.

Отец сел напротив. Он курил, тайком разглядывая сына. Он чувствовал, что в его ребёнке - его малыше, который, кажется, только вчера осваивал трехколесный велосипед - появился стальной стержень. Ребенок стал взрослым человеком, а отец и не заметил.

Он смотрел на Кирилла, как на непрочитанную книгу, хотя недавно, как ему казалось, он видел сына насквозь. Он осознавал, что в жизни сына и в его характере появилось что-то более серьезное, более глубокое и зрелое, чем можно было представить год или месяц назад.

Отцу сейчас остро требовалось о чем-то поговорить с Кириллом, порасспрашивать, узнать - а чем в действительности живет этот крепко сбитый светловолосый-юноша, на которого он почти не обращал внимания последние годы. Но почему-то отец терялся. Он не знал, как вести разговор. Вдруг он спросил:

- Девчонка-то есть у тебя?

Кирилл отставил тарелку, едва заметно улыбнулся, глядя куда-то мимо отца.

- Есть, - кивнул он. Но в глазах явственно отразилось какое-то беспокойство или сомнение, и отец это сразу заметил.

- Чего? - он закурил новую сигарету. - Поругались?

- Нет. Знаешь, она... - Кирилл смутился. - Она не такая, как я. Она книги читает, выучиться хочет. Не знаю, как мы с ней будем...

- Это плохо, если баба умней мужика, - покачал головой отец. Затем исподлобья взглянул на сына. - А ты что? Тебе кто мешает тоже книжки читать?

- Да куда мне... - отмахнулся от этой мысли Кирилл. - Мне в армию сейчас идти.

- И что? Армия - конец жизни? По-моему, у тебя только начало. Чего хочешь, то и сделаешь. На все времени хватит.

- Не знаю, - пожал плечами Кирилл. Он почему-то сейчас видел перед собой праздничный, ярко освещенный зал, множество красивых и уверенных в себе людей в элегантной форме, слышал их смех, голоса. И никак не мог представить, что меньше суток назад он сам был среди этих людей. Машку - видел, а себя нет.

- Думай, - сказал отец. - Завтра чего делать собираешься?

- Да так... С утра к Хрящу надо забежать. Он, кстати, не заходил?

- Не знаю, не видел. Ну ладно, - отец встал и безжалостно раздавил окурок в пепельнице. - Идем-ка спать.

* * *

Кирилл проспал всего-то часа четыре и вскочил, как по будильнику. Хотя обратно к подушке его тянуло со страшной силой.

Голова была занята только одним: как там Хрящ? Одевшись и очень быстро перекусив, Кирилл помчался к восьмикласснику домой.

Он поднялся по темной скрипучей лестнице двухэтажного дома, еще снизу услышав грохот и крики с кухни. Кирилл вошел и увидел: отчим Хряща и его мать навалились на старую бабку и выкручивали ей руки. Все трое были неопохмеленные, хотя и не протрезвевшие, все орали, ползая по грязному полу, махали руками и сыпали матерщиной. Насколько понял Кирилл, отчим и мать выпытывали, куда бабка спрятала полученную накануне пенсию.