Владимир Немцов - Осколок солнца. Повесть

Ужасно неприятно показаться перед людьми в столь унизительном, смешном положении. Вот бы Стеша узнала! Эта мысль придала сил Бабкину. Позабыв, что не хотелось пачкать костюм, Тимофей перевернулся на живот и ползком, кое-как выбрался на сухое место. Его примеру последовал Димка. Вот они лежат рядком, освещенные лучами фар.

— Это еще что за жуки? — послышался чей-то густой, спокойный голос, и из окна кабинки грузовика высунулся плотный человек в белом костюме.

Вопрос Бабкину не понравился. Странная манера оскорблять людей при первой же встрече! Жуками называют пройдох, жуликов, а честные граждане при исполнении служебных обязанностей могли бы этого избежать. Правда, Бабкин с большой натяжкой определял свое настоящее положение как выполнение «служебных обязанностей», но, во всяком случае, техники института метеорологии уже прибыли к месту командировки и могут приступить к выполнению задания. Они не виноваты, что здешнее начальство не позаботилось насчет предупреждающих знаков.

Между тем человек, к которому относились претензии Бабкина, что-то сказал водителю, вышел из машины и стал осматривать плиты. Низко наклонившись, он ощупывал их, изредка поглядывая на двух нарушителей запретной зоны.

Собственно говоря, по мнению техников, никакой запретной зоны здесь не было и быть не могло — ведь поле никем не охранялось! Но если бы они вышли поближе к деревьям, то могли бы заметить невысокую изгородь, защищающую зеркальный паркет от любопытных путешественников. Самолетам, когда они привозили почту, разрешалось садиться на этом прекрасном аэродроме, выбрасывать пакеты и улетать — так было условлено. По этой причине появление самолета на опытном поле не вызвало у сотрудников лаборатории особого интереса. Дело привычное. Этим и объяснялось, что самолет никем не был встречен. В случае нужды он подруливал к главному зданию.

Но чем объяснить, что лишь через полтора часа после того, как улетел самолет, начальник четвертой лаборатории Павел Иванович Курбатов обнаружил на опытном поле двух неизвестных? Трудно было поверить, что они так долго шли. Полировочная машина начала работать десять минут назад, поэтому неизвестные не могли оправдываться тем, что было невозможно итти. Чем же занимались они остальное время?

Примерно так мог думать Курбатов. Да и не только он, а и все здешние обитатели. Так же думал и Бабкин, хотя ему многое было неизвестно. Он догадывался, что перед ним кто-нибудь из начальства, — если не сам Курбатов, то, в крайнем случае, его заместитель. Вид у незнакомца был вполне солидный. Чесучовый свободный костюм, шелковая синяя рубашка с расстегнутым воротником. Все нараспашку: пиджак, воротник и, кто его знает, возможно, душа. Лицо простое: широкий нос, добродушные губы, на месте бровей — скупые, выгоревшие кустики. Русые, обыкновенные волосы, открывающие высокий лоб. Весь его облик не очень запоминающийся, не яркий, но приятный. Чем-то он был похож на самого Бабкина.

Курбатов — а это был именно он — вышел из полосы света, оглядел гостей, которые уже поднялись на ноги и без тени смущения покорно ждали приказаний.

Неподалеку стояли два чемодана, за ними валялись кепка и шляпа.

— Как вы сюда попали? — закуривая, спросил Курбатов.

— Самолетом, — ответил Бабкин. — Прибыли на испытательную станцию четвертой лаборатории.

— Почему сразу не явились?

Молчание. Бабкин понимал, что в данной ситуации невыгодно признаваться в любопытстве. Действительно, сколько они времени потеряли, исследуя тайну зеркальных плит? Димкина трусость — тоже слабое оправдание.

Но тут заговорил Димка:

— Нельзя было пройти… Вы, конечно, не поверите, но у нас была очень неприятная встреча… Может, он ручной?

— Кто?

— Не знаю. Похож на крокодила.

Курбатов недоверчиво посмотрел на техника и, убедившись, что тот не шутит, спросил:

— Вы когда-нибудь варана видали?

Багрецов покраснел. В самом деле, — как же он не догадался? — ведь это безобидная ящерица, какую он видел в зоопарке. Правда, там они были поменьше.

— Странно, очень странно, — будто про себя сказал Курбатов.

— Нам тоже, — отозвался Багрецов. — Чем мы провинились?

— Потом разберемся. Командировки есть?

Димка болезненно воспринимал всякую несправедливость, особенно если затрагивалась его честь. Что, в самом деле, он привязался? Диверсантов поймал? Даже подумать смешно.

Сразу же появились два милиционера в белых кителях и вежливо проводили друзей в главное здание испытательной станции.

Несмотря на то, что Вадим чувствовал себя кристально чистым, — никакой вины за ним не было, — все же он испытывал досадное беспокойство. Крошечный осколок, который он сунул в карман, казалось, прожжет подкладку и упадет на ковер, как раскаленный уголек.

Поздно ночью, когда уже давно ушли техники метеоинститута, Курбатов все еще сидел в кабинете и, рассматривая осколок пластмассы, думал о непонятном поступке одного из командированных, Багрецова, и о том, можно ли ему верить. Вначале он держался крайне независимо и несколько заносчиво, но потом обстоятельства сложились не в его пользу.

Техников привели в кабинет, Курбатов спросил документы, и Багрецов начал рыться во всех карманах. При этом он побледнел, растерялся, видно забыл, куда сунул паспорт с командировкой.

Перетряхивая содержимое карманов, он вынул плоскогубцы, отвертку, платок, а вместе с платком выскользнул и упал на пол осколок хорошо знакомой Курбатову пластмассы. Милиционер поднял его и как «вещественное доказательство» положил на стол.

Курбатов видел, что техник очень смутился этим обстоятельством и тотчас начал оправдываться, — что кусочек этот отвалился от плиты сам, что подобрал он его из любопытства и так далее. Курбатов слушал и скептически улыбался. Твердый и стойкий материал, которым было покрыто опытное поле, никогда не давал трещин, а кроме того, на куске, который якобы «отвалился сам», были видны свежие следы ударов чем-то острым, например зубилом…

— Уж не этим ли инструментом вы пользовались? — спросил Курбатов, указывая на отвертку.

Багрецов часто заморгал и сознался, что действительно «дотронулся» до плиты отверткой, но что там уже была трещина…

Вот и думай что хочешь. Документы у ребят в порядке; оба — комсомольцы. Но факты! Факты настораживают. Бывает очень вредное любопытство, которым пользуются враги. Почему не предположить, что какой-нибудь знакомый или друг попросил недальновидного паренька отколупнуть кусочек металлизированной пластмассы. Начальник четвертой лаборатории знал, что государственных секретов на его поле нет ни в рецептуре материала, ни в конструкции рабочих плит; но технология изготовления плит пока секретна. Можно ли разгадать технологию по осколку пластмассы? Едва ли. Но все-таки любопытно, кому это он понадобился?