Лестер Дель Рей - Опасные видения (сборник)

Составной разум торопливо сканировал сознание Мэллори, выискивая символы, из которых можно было бы составить требуемую гештальтформу; [6] Гештальт — психическая структура, целостное образование, являющееся первичным и основным элементом психики (согласно возникшей в 20-е гг. школе гештальтпсихологии). утекали драгоценные микросекунды.

— Готово, — объявили Интегрирующие. — Но надо указать, что нет сознания, способного долго оставаться неповрежденным в условиях прямого столкновения антагонистических императивов. Следует ли воздействовать данным раздражителем вплоть до точки невозврата?

— Отвечаю утвердительно . — Интонация Эгона была интонацией предельно решительной. — И спытание на разрушение.

— Иллюзии это, — сказал себе Мэллори. — Меня донимают иллюзиями.

…Он почувствовал приближение новой мощной волны, надвигающейся на него подобно тихоокеанскому валу. Угрюмо вцепился в свой неприметный ориентир — но обрушившийся удар ввинтил его во тьму.

Очень далеко Инквизитор в маске смотрел ему в лицо.

«Боль на вас не подействовала, — сказал приглушенный голос. — Угроза смерти не тронула. И все же есть один способ…»

Занавес раздвинулся — там стояла Моника, высокая, стройная, трепетно-живая, прекрасная, как лань. И рядом с нею — дитя.

«Нет», — сказал он и рванулся к ним, но узы удержали его. Он беспомощно наблюдал, как грубые руки завладели женщиной, небрежно и бесстыдно прошлись по ее телу. Другие руки стиснули дитя. Он увидел страх на маленьком личике, страх в глазах…

Страх, который ему уже приходилось видеть.

Да, конечно, он уже видел ее. Дитя было его дочерью, драгоценной частью его и этой стройной женщины…

Моники, поправил он себя.

…Видел эти глаза сквозь круговерть брызг, нависшую над водопадом…

Нет. То был сон. Сон, в котором он погибал. И был еще второй сон, с напавшим на него раненым львом…

«Вы останетесь невредимы! — Голос Инквизитора, казалось, доносится откуда-то издалека. — Но навечно унесете с собой воспоминание о том, как их расчленяли заживо…»

Его внимание судорожно вернулось к женщине и ребенку. Он увидел, как обнажают гибкое, загорелое тело Моники. Она стояла гордо, отнюдь не сжималась от страха. Но что теперь ее храбрость? Наручники на ее запястьях приклепаны к крюку, вмурованному в сочащуюся влагой каменную стену. К побелевшей плоти приближалось докрасна раскаленное железо. Он видел, как потемнела и пошла волдырями кожа. Железо вошло до отказа. Сведенная судорогой женщина закричала…

Закричала какая-то женщина.

— Боже мой, заживо сгорел и все еще идет! — каркнул чей-то тонкий голос.

Он опустил глаза. Ни раны, ни шрама. И кожа цела. Откуда же пришло мимолетное и неясное воспоминание о потрескивающих языках пламени, опалявших белого каления болью, когда он втягивал их в легкие…

— Сон, и все, — произнес он вслух. — Я сплю. Мне нужно проснуться!

Он закрыл глаза, затряс головой…

— Он затряс головой, — задохнулся оператор. — Ваше превосходительство, происходит невозможное — клянусь, этот человек высвобождается из-под контроля машины!

Косло грубо оттолкнул его в сторону. Схватил рычаг управления, отжал его вперед. Мэллори оцепенел в кресле. Хрипло, неровно задышал.

— Ваше превосходительство, этот человек умрет!

— И пусть умрет! Неповиновение мне не сходит с рук никому!

— Острее фокус! — такую команду передали Воспринимающие шестидесяти девяти сотням и тридцати четырем энергопроизводящим сегментам разума Ри. — Соперничество не может длиться долго! Ибо раз мы уже почти упустили пленника!

Луч зонда сузился, вонзился кинжалом в бьющееся сердце мозга Мэллори, навязывая избранные Ри образы…

…девочка захныкала, когда футовой длины клинок приблизился к слабой груди. Державшая нож ручища почти любовно чиркнула им поперек, по испещренной голубыми венами коже. Неглубокая рана засочилась алой кровью.

— Если вы выдадите мне тайны Братства, умрут ваши верные товарищи по оружию, — раздался безликий и монотонный голос Инквизитора. — Но если вы, упорствуя, откажетесь, вашей женщине и вашему ребенку придется выстрадать все, что подскажет моя изобретательность.

Цепи на нем натянулись.

— Не могу я вам рассказать, — прохрипел он. — Как вы не поймете, на этот ужас не стоит идти ни за что на свете! Ни за что…

Что бы он ни сделал, спасти ее не удалось бы. Обреченная, она в страхе припала к плоту. Но он смог присоединиться к ней…

Но на этот раз — нет. На этот раз его не пускали к ней стальные цепи. Он метался в оковах, слезы застилали ему глаза…

Дым застилал ему глаза. Он опустил взгляд, увидел внизу запрокинутые лица. Конечно, легкая смерть предпочтительнее, чем жертвоприношение заживо. Но он прикрыл лицо руками и двинулся вниз…

— Никогда не предавай то, во что веришь! — донесся через тесную темницу звонкий, как труба, голос женщины.

— Папа! — вскрикнул ребенок.

— Умираем только раз! — воззвала женщина. Плот понесся вниз, в кипящий хаос.

— Говори, будь ты проклят! — в голосе Инквизитора зазвучала новая интонация. — Мне нужны фамилии, адреса! Кто твои сообщники? Каковы планы? Когда начнется восстание? Какого сигнала ждут? Где?.. Когда?..

Мэллори открыл глаза. Слепяще-белый свет, впереди — расплывчато-искаженное лицо с вытаращенными глазами.

— Ваше превосходительство! Он очнулся! Он прорвался сквозь…

— Всю энергию в него! Заставь его, малый! Заставь говорить!

— Я… я боюсь, ваше превосходительство! Мы копаемся в могущественнейшем приборе Вселенной — в человеческом мозге! Кто знает, что мы можем вызвать?..

Косло отшвырнул оператора и отжал рычаг управления вперед — до упора.

…Тьма взорвалась ослепительным блеском, а тот преобразился в контуры комнаты. Перед ним какой-то просвечивающий силуэт… да, это Косло. Он следил за тем, как перекошенное лицо диктатора поворачивается к нему.

— Говори же, будь ты проклят!

Голос звучал странно, как-то призрачно, будто принадлежал лишь одному уровню реальности.

— Да, — отчетливо произнес Мэллори. — Я буду говорить.

— И если соврешь, — Косло выхватил из кармана скромного кителя тяжелый автоматический пистолет, — я сам всажу тебе пулю в мозг.

— Мои главные сообщники по заговору, — начал Мэллори, — это…

Он говорил, а тем временем осторожно отсоединялся — именно это слово пришло ему на ум — от окружавшего его места действия. Он был осведомлен о происходящем на том уровне реальности, где звучал его голос, выпаливая факты, которых так явно жаждал тот, другой, человек. И одновременно тянулся, направляя в определенное русло энергию, изливающуюся в него из кресла… перекрывая неизмеримые расстояния, ныне спрессованные в необъятную плоскость. Осторожно обследовал всё более далекие области, вошел в искусно сплетенную сеть живущих энергий. Жал на нее, вытискивал слабые места, подбавлял в них энергии…