В. Бирюк - Пристрелочник

Это — наказывается. Смертью.

Стишок Остера относится не только к домашней уборке:

Мой мир радовал меня. Мне хотелось быстрее сделать его лучше, удобнее. Но о крысюках в окружающем пространстве забывать было нельзя. Которые — «устраивают бой», отнюдь — не учебный. Вот и пришлось… «бросить силы на борьбу за чистоту». За чистоту мира от некоторых… исконно-посконных предков.

В тот день мы были заняты разбором «муромского подарка», выслушиванием тамошних новостей, обустройством бондаря, сбором товаров в Муром… Дополнительно к остальным обычным делам: рыбалке, лесоповалу, земляным работам… К ночи я угомонился в балагане Терентия на полчище, а среди ночи прибежал мальчишка с криком:

— Наших режут!

На окском пляже горели наши коптильни, смётанные из речного плавника «на живую нитку», избушки, метались в темноте тени. Слева, с Бряхимовской горки вдруг раздался благожелательный, как всегда, голос Любима:

— Наложи. Тя-я-яни. Пускай.

Характерная дробь втыкающихся куда-то стрел, поток матюков и воплей. Чей-то командный крик:

— Досыть! Уходим!

Какое-то мельтешение внизу и резкая, бурная вспышка пламени. Что-то жарко полыхнуло, какая-то постройка мгновенно стала ревущим костром. Рядом, из-за плеча, тяжёлый вздох Терентия:

— …здец. Не будет у нас нонче рыбьего жира.

Факеншит! У меня тут — не Норвегия! О-ох… из чего следует, что у нас нет трески. Поэтому, пока есть сельдь, хоть и не атлантическая, мы пытались получить красный рыбий жир. Самым примитивным образом — «самотопом».

«Очищенную печень складывают в бочки, которые по наполнении заколачиваются. Недели через 3–4 — вскрываются; в них уже имеется сам собой вытекший жир, тёмно-оранжевого цвета, не вполне прозрачный, с довольно резким запахом и горьковатым рыбным привкусом. Такой жир употребляется под названием красного рыбьего жира».

В цитате должна быть печень трески. Мы используем печень чехони. Что получится…? Качественный рыбий жир («белый») мы пытаемся топить из внутренностей судака, но этой рыбки сильно меньше.

Для чего? Нужно объяснять? — Рыбий жир назначается при туберкулёзе легких, костей или желёз, при рахите, анемии, при истощении после тяжёлых заболеваний, против куриной слепоты. Полный набор актуальных угроз для здешних хомосапиенсов. Особенно — детей.

По «Указу об основании» мне следует принимать сирот. Что масса из них будет перегружена вот такими болячками… Чтобы потом локти не кусать — надо сделать запас.

Делали. Горит.

С-с-с… Спокойно…

В свете улетающего пламенем «эликсира жизни» для десятков или сотен детей, стал лучше виден кусок пляжа. Муромский плот, наша «рязаночка», в которой два чужих мужика махали топорами, пробивая днище. Другие лодки, уносимые течением. И два ушкуя. Не вытянутые на берег, а привязанные к вбитым нами, два дня назад, сваям временной пристани.

Убегающие по пляжу мужики впрыгивали в ушкуи, очередной залп стрелков Любима существенного эффекта не произвёл — далеко. Кто-то упал, кто-то завопил, его за шиворот втянули через борт. Последние беглецы сбросили канаты с причальных столбов, ушкуи выпустили вёсла, развернулись по течению Оки и…

На Руси говорят: «и был таков». Предполагается, что прежде, пока шкодничал, «таков» — не был.

Спускаться с обрыва, выйти на пляж… было стыдно.

Первое, что я увидел внизу, в устье оврага — давешний бондарь. Какого чёрта его понесло с верху, с места будущей мастерской — сюда, к реке?! Смерть свою искал?

Убежать на своих клюках он не мог. Да, похоже, и не пытался. Разрублен топором лоб, а не затылок. Ещё мёртвые. Можно радоваться — не Пердуновские. Мои — хоть и молодые, а ребята здоровые, крепкие. Они больше на верху работы делают. Здесь — калеки. Пришлые, приблудные, «брошенные»…

И что?! Это тоже мои! Теперь — покойные.

С-с-с… Спокойно…

— Весело живёшь, воевода. Так князю и передам. Что подарочек его — шиши речные прибрали.

Пришедший на плоту муромец, сидит на песке и заматывает тряпкой окровавленную руку. Рядом, с огромными, испуганными глазами, сидит на корточках его мальчишка. Этот — цел. Видимо — успел убежать.

— Не. Я под водой спрятался.

— А дышал как?

— А у нас на плоту сзади щель есть. Такая… ну… отхожая. Я поднырнул и сквозь неё…

Настоящий славянин. Ещё византийцы отмечали манеру славянских воинов прятаться в воде с головой и дышать сквозь камышовые трубки. Потом выскакивали из такой засады с оружием в руках. Здесь — не камыш, и малёк — не воин, но принцип тот же. Главное — соображалка сработала. Плот-то вытащили из воды только наполовину — под кормой глубины хватило.

— Ванька! Раззява плешивая! Да что ж это деется?! Да ведь всё ж прахом! Люди — побиты, товары — пограблены, труды — порушены…! Для чего?! Для чего стараемся?! Для шишей гадских?! Чтоб им ни дна, ни покрышки, чтоб подняло да размазало, чтоб трясца их одолела, чтоб кости растеклися, что б…

Опасность прошла — Николай появился. Весь… в крайнем расстройстве. В слезах и причитаниях. Ходит по пляжу, поднимает разное брошенное, роняет. Плачет и проклинает. Будто — с ума сошёл. Он тут каждую вещицу через руки пропустил. Вон — рукав от озяма. Он за тот озям целый вечер торговался. Выторговал, почитай, задарма.

Я его понимаю.

Но говорить мне так… нельзя.

Впрочем, несмотря на вполне искреннюю скорбь по поводу утраты части майна и кажущееся сумасшествие, Николай в разуме. Достаточно одного пристального взгляда. Он валится на колени передо мной, подвывая и стукая головой в песок, извиняется за «ваньку».

— Иване! Господине! Прости дурня старого! Не со зла! С тоски-печали! Ведь делали ж старалися! Ведь и твои ж труды тута вот! А всё прахом, всё попусту! У, злыдни проклятые!

Не вставая с колен, грозит кулачком в темноту, туда, куда ушли ушкуи.

Подходит, прихрамывая, один из моих ребят.

— А я тама… сараюшку городили, воротцы навешивал. Там и заночевал. А тут эти. Побегали вокруг, да я и убежал. Прости воевода — мне против троих… плотницким топором биться… не посмел.

— Молодец. А то и тебя тоже бы… обмывали да складывали. Сказывай — чего видал.

Из его рассказа получается такая картинка. Два ушкуя. Гружёны под борта. Новогородцы. Человек по двадцать на каждом. Знали, что я стою на Стрелке, но не знали подробностей. Что-где тут нынче расположено. Это хорошо — лазутчиков шишей среди моих нет. Наверное. Утащили нашу мордовку и двух относительно целых мужичков из новосёлов. Своего полона, вроде, не было.