В. Бирюк - Пристрелочник

Не повторяйте их ошибки.

Ноготок организует мастер-класс. «Повторение — мать учения».

В очередной раз показывает, как правильно отрубать головы. Потом, как уже было, каждый из моих людей, «не пробовавших крови», отрабатывает личное участие, «пробует кровь».

Интересно смотреть. На моих ребятишек. «Перворазники». Махни железкой, «омой свой клинок в крови врага». Один мах. И ты — «уже не девочка». Ты — палач, хладнокровный убийца. Не защищаясь, не в азарте и суете боя. Ассенизация, работа. Непосредственно — невинных, сейчас — беззащитных. Ещё — пожилых и уже поэтому уважаемых. Отцов и дедов. Матерей и бабушек.

Выбери себе грех. «Не убий» — запрет веры, «убей» — приказ жизни. Что ты нарушишь? Спокойно, осознанно, персонально. Перед глазами своих и чужих.

Смотри.

Думай.

Выбирай.

Делай.

Все нервничают. Кто-то теряется, кто-то бравирует. Кое-кто получает удовольствие.

Я учу своих мальчишек воевать. Для бойца это означает — убивать. Делать это дело — надо хорошо.

Обустраиваешься на позиции… с любовью. Маскируешься… с удовольствием. Выцеливаешь… тщательно. Нажимаешь… мягенько. Попадаешь… наповал. Сдержанно радуешься хорошо сделанной работе.

Нельзя делать дело хорошо, если не полюбишь его. Убийца, наслаждающийся убийством — маньяк? Радующийся мучениям, страху жертвы — садист? Я воспитываю из простых русских мальчишек — маньяков и садистов? В смысле — бойцов, гридней, «узорчье Святой Руси»?

В начале отрубания голов старикам ещё были какие-то попытки пошуметь, побегать. К концу — все выдохлись. Монотонный негромкий вой измученной гражданской толпы.

Холодно. Русаву в моих руках трясёт крупная дрожь. При всей моей самоуверенности — отнюдь не сексуальная. Она всё сильнее прижимается ко мне спиной. Чисто инстинктивно: я — тёплый. Вокруг — холод и страх.

Третья категория — молодые здоровые женщины. Снова начинается вой. Из-за детей. Но маленьких детей я брать не буду. Пусть оставят старшим родственницам. Девушки. Девочки. Вырастут и станут женщинами. Которые «осадят» на здешние земли моих будущих холостых поселенцев.

Мальчишки? Нет, не сейчас. Пока мне некому их поручить. Нужны воспитатели для этой категории, нужна среда обитания для них.

Отобранным персонажам кидают ворох понаров, лапти кучей. Остальных просто отгоняют чуть выше по речке вдоль обрыва.

— Ты пойдёшь со мной? Ты красивая женщина. В моём доме для тебя найдётся место.

— Н-нет. Это — мой род, мои люди. Они поверили мне. Я отведу их в… в тепло.

— Они не будут благодарны. Тебе будет плохо. Могут убить. Твоя дочь останется у меня. Захочешь — придёшь.

Вытаскиваю нож, отрезаю пряди волос на её висках. Она опускает освободившиеся руки и не двигается. Стоит с закрытыми глазами, только губы шевелятся. Молится? Боится, что ударю ножом в спину? «Так не доставайся ж ты никому!..».

Накидываю ей на шею «ожерелья». Ребята насадили уши покойников на веревочки штук по 20. Первые, ещё с «поля битвы» — уже ледяные, скользкие. Последние, от стариков и старух — ещё тёплые, кровоточат. Впрочем, и замёрзшие отогреваются. У неё на голой горячей груди. С красными отпечатками моих ладоней.

— Отнеси соседям. Здесь есть уши и их мужчин. Уши, которые не услышали: пришёл на Стрелку — Зверь Лютый. Трогать его людей и вещи — нельзя. Кто тронул — умер. Как твой сын. Разнеси эту… новость.

Чуть толкаю её в спину. Она, неловко взмахивая руками, идёт к профильтрованной толпе. Не оглядываясь: в таком тяжёлом «украшении» — головы не повернуть. Толпа при её появлении начинает скулить, плакать, ругаться. Но быстро умолкает. Подвывая, люди лезут в ледяную воду речушки, топают вверх по склону противоположной горки, посвечивая белыми голыми спинами, задницами, ляжками, таща орущих и уже молчащих детей. 10–12 вёрст до ближайшего селения. Температура воздуха… градусов 10–12. Пока — тепла. Дождя нет. Дойдут.

Разгром рода из племени Яксярго не был самым достославным событием в моей «святорусской жизни». Просто первая карательная операция против туземцев. Не бой против вражеской армии или отряда, но действия против обычного здесь поселения. Захват и уничтожение военной, хозяйственной, административной… единицы.

Я изначально отказался от «покорения». Я же — дерьмократ и либераст! Я уважаю свободно выраженное мнение людей! Каждый человек — свободен. И — ответственен. Поселение, жители которого выступили враждебно — уничтожалось полностью.

Речь не об уничтожении движимого и недвижимого имущества. Хотя были случаи, когда мы выжигали до пустой проплешины. И не о поголовном вырезании жителей. Хотя… Однако, испытывая крайнюю недостачу в насельниках в слабо заселённой Руси, я полагал резню — транжирством.

Речь об уничтожении именно общности, общины. О её «рассыпании». Об уничтожении «родового мышления».

У меня был очень маленький опыт: приём «Велесовой голяди», подчинение «Паучьей веси». Здесь всё было больше и сложнее. Но я хоть знал — с чего начать и чего ждать. Позже, когда возможности мои стали больше, мы «переваривали» такие общины целиком. Наработали соответствующие способы, создали ресурсы, обучили людей. А вот в первый раз… тяжело.

— Зря ты их отпустил. Гля скока. Сотни три гривен могли бы взять.

— Уймись, Николай. Нам их не прокормить и не разместить. Пусть соплеменники кормят, греют да обихаживают. Свой хлеб тратят. И имеют наглядный пример глупости. Давай-ка лучше, не дадим пропасть оставшемуся.

Это выглядело неразрешимой проблемой. Три десятка коров и два десятка лошадей, птица, свиньи, овцы, собаки… Семь здоровенных крестьянских хозяйств, с запасами на зиму для двух сотен жителей. Не считая всякого, столь любезного сердцу Николая, притащенного разнообразными купцами, импортного барахла. Четыре десятка пленников в ременных путах. И два десятка родственных им самочек.

Мы перемещали людей и имущество в обе стороны. А, например, скот и птицу почти не трогали. Сама Стрелка перенаселена — часть жителей отселили на «Кудыкину гору».

Для защиты поселения, и запасов в нём, пришлось выделять силы, построить общий тын, поставить сигнальную вышку на отроге, перестраивать сами подворья, приводя их к тому стандарту, который выработался у нас в Пердуновке — «белая изба».

Воинские победы — изнурительны по своим последствиям. На меня, на всех нас — свалилась куча дополнительных расходов, забот, головоломок.

Главная — люди. Непросто подобрать новых руководителей для отдельно стоящего поселения.

«Кудыкина гора» превратилась в испытательный полигон новых — технологических, организационных, кадровых — решений. Применить без модификации опыт перестройки Паучьей веси — невозможно. Пришлось придумывать новое. Воспитывать новых людей. Понимающих технологию изменения и управления такими селениями.