В. Бирюк - Урбанизатор

Православие на «Святой Руси» старательно разваливало прежнюю племенную систему табу. Элементом которой были «дуальные фратрии». А жёсткого католического запрета «на четыре колена» — не установило. Да, «Устав» даёт ограничения в этой части. Но они слабее католических. А правоприменительная практика: огромные размеры приходов и маленькие — общин, приводят к тому, что… что количество дурачков и «инвалидов от рождения» — бьёт по глазам.

В большом селении можно не только сказать:

— Вот так — нельзя.

Но и надеяться на исполнения запрета — есть физические возможности.

Снова, как когда-то рассуждая о «белой избе», я нашёл «точку опоры»: способ расселения людей. И начал, частью — принуждая, частью — предлагая, частью — способствуя, заменять и 3–5 избяную русскую деревню, и марийские или мордовские «вели» — своими «мега-выселками».

Для чего потребовалось построить конвейер, градостроительную цепочку — набор специализированных бригад, реализующих последовательность технологических операций, приводящих к созданию поселения определённого типа, размера, свойств — в состояние «под ключ». Точнее, достаточно близко к этому.

Несколько позже такие бригады разрослись, каждая стала «городовой цепью». И элементом жизненного пути многих новосёлов. Такие «цепочки» одновременно и отсеивали негодных, и адаптировали к моим нормам жизни годных, и создавали им качественное жильё. Плата в рассрочку за полученное жильё, заменяла часть государственных налогов, позволяла мне вновь и вновь поддерживать функционирование этих «цепей», создавать новые.

Говорят: «Война сама себя кормит». У меня: «стройка себя кормит». И ещё чуток остаётся.

При имеющемся «личном составе» новосёлов у меня не так много полноценных работников. Что заставляет несколько… менять стереотипы гендерного и возрастного разделения труда. По сути — просто «увидь человека». Без традиционно навешиваемых этикеток. Мне, как полному дерьмократу и либерасту из эпохи всеобщего равенства и гумнонизма — прямо карты в руки.

Все люди — равны. Поэтому и «пупок рвать» — вровень.

— Эй, бабушка! Что ж ты так тянешься? Ты по воду сходила — пол-дня перевела.

— Дык, эта, государь ты наш яхонтовый, стара я, ножки-то уже не ходят, глазынки-то уже не видят. Вёдра-то таскать-то уж и неподъёмно. И ходить-то — далёко. И снегу-то — глубоко.

— Тю! Нашла об чём грустить! Дам я тебе службу. И ходить ненадобно, и снега не видать, и сама в тепле.

— Ой ты спаситель! Кормилец-поилец-милостивец! Эта… а что за служба така?

— А вона. Доски тереть.

— Дык… я ж…

— Бег-гом.

Эту фазу отмирания традиционного гуманизма я проходил ещё в Пердуновке. Чёткое осознание того, что все больные, калечные, ущербные, старые, взрослые… только удобрение. Для их «цветов жизни».

Эти люди, за немногими исключениями, не смогут принять моих порядков. Неважно — хотят или не хотят — не смогут. Просто — поздно. Лучшее, что они могут сделать — умереть. Принеся мне максимально возможную пользу. «Мне», потому что я организую здесь изготовление всяких «польз». И дальнейшее вложение в их детей и внуков. Или — не в их, но тоже — в будущих людей.

«Для биологического прогресса нужна смерть индивидуума. Для социального — смерть поколений».

Нынешнее поколение — умрёт. Без вариантов — все предшествующие и последующие тоже вымерли. Эти — чуть быстрее. И с большей пользой.

Оптимизация: минимизация потребления при максимизации отдачи. Путём интенсификации труда.

По сути: чем человек дальше от того идеала «мой человек», который сформировался у меня в мозгу, чем он мне менее интересен, тем сильнее, интенсивнее я выжимаю из него его физические силы, тем скорее он умрёт. На общих работах или «на кирпичах» — не существенно.

О-ох… Где ж там мой гуманизм? Жив ли ещё? А либерастия с дерьмократией… Не завонялись?

Чётче, Ваня, скольких истощённых детей ты готов похоронить по критерию — сквозняки в помещениях? Тогда — делай доски.

Несколько бабушек заменяют собой команду пильщиков в нашем «нижнем складе».

Здесь у каждой пары — «лицевой счёт». Не выполнил «урок» — получи… репрессии. Из 12 человек через два месяца остаётся одна. Достаточно крепкая, чтобы всё это пережить, достаточно умная, чтобы видеть работу товарок, достаточно злобная, чтобы организовать техпроцесс. Хоть и неграмотная, но я ставлю её бригадиршей.

— Как поживаешь, бабушка? Спина не болит? Ноженьки? Глазыньки?

— Спаси тя бог, воевода. Разошлась-то спина. Ходить-то мне некуда, в тепле сижу, под лампионом твоим. Ты лучше вели дурню, который пилы точит, плетей дать. А то мои новенькие-то трудницы — мозоли набивают, тупые-то пилки таская.

Не проблема: чудак, не способный наточить и выправить пилы в срок — отправляется к строителям в «Лосиный городок». Не в тепле у станка — инструментом водить, а в лесу топором — дерева ронять. Где вскоре и погибает — поленился от падающего дерева отскочить.

«Каждый выбирает по себе…».

Прежние пильщики пошли в разные места. Одного из них…

— Ну и имячко у тебя. Колотило. Откуда такое?

— Дык… ну… помолоду бывалоча…

— Понятно. Грамотный?

— Это… ну… прежде-то… а ныне…

— Понятно. На, чти.

— У… уло… же… ни… жение…

— Понятно. Уложение об устроении поселения. А вот это — Уложение об устроении жилого подворья. Иди-читай, разбирайся. Завтра к вечеру придёшь. Проверю — понял ли. Будут вопросы — спросишь.

— Эта… ну… а на что оно мне?

— У тебя не гнётся правая нога. Талантами какими особыми — не обладаешь. Остаётся только заслать тебя на лесоповал. Там ты умрёшь. Я этого не хочу. Поэтому даю возможность жить и благоденствовать. По возможностям твоим. Будешь тиуном в Балахне.

— Хто?! Я?! Где?! Гдей-то такое?! Да ни в жисть, да я ж…

— Точно. Ни в жисть. Выбор у тебя — проще не бывает. Или ты — живой тиун. Сытый и весёлый. С молодой женой в добром тереме. Или — мёртвый лесоруб в ледяной могиле. Иди. Колотило. Чтоб к завтрашнему вечеру всё… в мозги вколотил.

Я уже рассказывал, что у меня есть привычка перед сном надиктовать что-нибудь из «умных мыслей». Потом такие монологи по теме собираю и правлю. Один из результатов такой «постельной деятельности» — вот эти «Уложения…». Есть ещё несколько… нормативно-методических материалов.

Нелегко. Изложить просто, однозначно, коротко… Больше 4 страниц, разворота согнутого большого листа — не поймут. Без картинок — об обратной перспективе я рассказывал. Только планы и разрезы. Крупным шрифтом — кегли шестёрки здесь просто нету, считается грязью. «Чегой-то тут понизу испачкали?». А потом подсунуть Трифене: текст идёт как диктант или упражнение по чистописанию для учеников. Не прогрессивно? А мне — плевать. Но десяток-два-три гожих экземпляров — диктант даст. Больше пока — не надо.